– Согласен…
– Вот и славно. – Маринус вытирает руки. – Вы позволите – маэстро Скарлатти?
– Но плата после доставки товара.
– Ах так? Моего честного слова недостаточно?
– Всего хорошего, доктор. Встретимся без четверти три.
Когда Якоб входит в помещение архива, Фишер и Ауэханд мгновенно замолкают.
– Приятно и прохладно, – замечает вновь прибывший. – По крайней мере, здесь.
– А по-моему, – Ауэханд обращается к Фишеру, – здесь жарища и духота.
Фишер фыркает, как конь, и удаляется к своей конторке – самой высокой в комнате.
Якоб нацепляет на нос очки и рассматривает полку с бухгалтерскими книгами за последние десять лет.
Вчера он вернул на место записи с 1793 по 1798 год, а сейчас они куда-то делись.
Якоб смотрит на Ауэханда; Ауэханд кивает на согбенную спину Фишера.
– Господин Фишер, вы, случайно, не знаете, где книги с девяносто третьего по девяносто восьмой?
– Я у себя в конторе обо всем знаю, где что лежит.
– Не будете ли так добры сказать мне, где я могу их найти?
– А вам зачем? – оглядывается Фишер.
– Чтобы выполнять свои обязанности, которые мне определил управляющий Ворстенбос.
Ауэханд нервно напевает мелодию карнавальной песенки.
– Вот здесь, – Фишер стучит пальцем по стопке гроссбухов, – попадаются ошибки, – цедит он сквозь зубы, – не потому, что мы зажуливаем Компанию, – он словно вдруг разучился грамотно говорить по-голландски, – а потому, что Сниткер запретил нам вести записи как положено.
Дальнозоркий Якоб снимает очки, чтобы лучше видеть Фишера.
– Разве кто-нибудь вас обвинял в нечестности, господин Фишер?
– Мне надоело… Слышите, вы? Надоело! Что в наши дела без конца лезут все кому не лень!
За Морской Стеной тихо плещут сонные волны.
– Почему, – гневно вопрошает Фишер, – управляющий не поручил мне исправить записи?
– Логично поручить проверку человеку, который не был в подчинении у Сниткера, вы согласны?
– Значит, меня тоже в мошенники записали? – У Фишера раздуваются ноздри. – Вы признаете! Это заговор против нас всех! Посмейте только отрицать!
– Управляющий, – возражает Якоб, – всего только хочет получить одну версию правды.
– Моя неумолимая логика, – Фишер воздевает кверху указательный палец, – сокрушит вашу ложь! Предупреждаю, в Суринаме я застрелил столько черных, что вам, де Зут, не пересчитать на ваших счётах! Только троньте меня – растопчу! Держите, вот. – Пруссак сует в руки Якобу стопку бухгалтерских книг. – Вынюхивайте «ошибки»! А я иду к господину ван Клефу, обсудить… как получить в этом году прибыль для Компании!
Фишер удаляется, на ходу нахлобучив шляпу и хлопнув дверью.
– В своем роде комплимент, – комментирует Ауэханд. – Он из-за тебя нервничает.
«Я всего лишь хочу выполнять свою работу», – думает Якоб.
– По какому поводу нервничает?
– По поводу отгруженных в девяносто шестом и девяносто седьмом десяти дюжин ящиков с пометкой «камфора Кумамото».
– А на самом деле там была не камфора?
– Камфора, но в наших бухгалтерских книгах на странице четырнадцать указано: «ящики по двенадцать фунтов»; а у японцев, как вам Огава может сообщить, в записях отмечено: «по тридцать шесть фунтов». – Ауэханд подходит налить себе воды из кувшина. – Излишек продает в Батавии некто Иоханнес ван дер Брук, зять председателя ван дер Брука из Совета Обеих Индий. Чистейшее надувательство! Водички?
– Да, пожалуйста. – Якоб отпивает из чашки. – И почему вы мне об этом рассказываете?
– Исключительно в собственных интересах. Господин Ворстенбос приехал к нам на целых пять лет, правильно?
– Да, – лжет Якоб, потому что иначе нельзя. – Я буду отрабатывать свой контракт под его началом.
Жирная муха не спеша описывает дугу, переползая из света в тень.
– Когда Фишер наконец сообразит, что обхаживать нужно не ван Клефа, а Ворстенбоса, он не задумываясь воткнет мне нож в спину.
– И какой же это нож? – задает Якоб напрашивающийся вопрос.
– Ты можешь пообещать, – Ауэханд потирает шею, – что со мной не обойдутся как со Сниткером?
– Обещаю, – ощущение власти оставляет неприятный привкус во рту, – довести до сведения господина Ворстенбоса, что Понке Ауэханд ему помогает, а не противодействует.
Ауэханд взвешивает сказанное Якобом.
– В записях о частной торговле за прошлый год можно прочесть, что я привез с собой пятьдесят штук индийского ситца. Между тем в японских отчетах о частной торговле указано, что я их продал сто пятьдесят. Половину излишка забрал себе капитан «Октавии», господин Хофстра, хотя доказать это я, конечно, не смогу и сам он тоже не подтвердит – упокой, Господи, его утопшую душу.