– Нет-нет-нет! Более благородных устремлений и представить невозможно.
– Простите… – Она хмурится. – Что есть «благородных утомлений»?
– «Устремление». Я хотел сказать – план. Цель в жизни.
– А-а… – На ее ладонь садится белая бабочка. – Цель в жизни…
Она сдувает бабочку; та летит к свече в бронзовом подсвечнике.
Бабочка складывает и раскрывает крылышки; складывает и раскрывает.
– По-японски зовут монсиро, – говорит барышня Аибагава.
– У нас в Зеландии таких бабочек называют «капустница». Мой дядя…
– «Жизнь коротка, а путь искусства долог». – В лазарет прихрамывающей седовласой кометой врывается доктор Маринус. – «Удобный случай скоропреходящ. Опыт…» Ну что, барышня Аибагава? Продолжите наш первый гиппократовский афоризм?
– «Опыт обманчив». – Она встает и кланяется. – «Суждение трудно».
– Истинная правда!
Он жестами подзывает других учеников, смутно знакомых Якобу по встрече в пакгаузе.
– Домбуржец, знакомьтесь, мои студиозусы: господин Мурамато из Эдо…
Самый старший и унылый на вид учтиво кланяется.
– Господин Кадзиваки, его прислали из княжества Тёсю, из Хаги…
Кланяется, улыбаясь, еще один ученик, еще не переросший юношескую худобу.
– Далее, господин Яно из Осаки…
Яно разглядывает зеленые глаза Якоба.
– И наконец, господин Икэмацу, истинный сын Сацумы.
Икэмацу бодро кланяется; его лицо испещрено следами перенесенной в детстве золотухи.
– Студиозусы, Домбуржец отважно вызвался помочь нам сегодня. Поздоровайтесь с ним, пожалуйста!
От беленых стен лазарета отдается дружное:
– Здравствуйте, Домбуржец!
Якоб никак не может поверить, что отведенные ему минуты уже истекли.
Маринус держит в руках металлический цилиндрик около восьми дюймов в длину, с поршнем на одном конце и заостренным рыльцем – на другом.
– Господин Мурамото, что это?
Старообразный ученик отвечает:
– Это называется «клистир», доктор.
– Клистир. – Маринус цепко ухватывает Якоба за плечо. – Господин Кадзиваки, как применяют клистир?
– Ввести в прямую кишку, затем впрай… нет, впрас… а-а-а, нан’даттака?[11] Впрос…
– Впрыснуть, – комически-театральным шепотом подсказывает Икэмацу.
– Впрыснуть лекарство от запор, или кишечные колики, или многий другой заболевание.
– Именно-именно. Господин Яно, в чем преимущество ректального введения лекарств по сравнению с оральным?
После того как ученики-мужчины разобрались со значением слов «ректальный» и «оральный», Яно отвечает на вопрос:
– Организм быстрее усвоить лекарство.
– Хорошо! – Маринус улыбается чуточку угрожающе. – Кто знает, что такое «дымовой клистир»?
Ученики-мужчины совещаются, не включая в свой разговор барышню Аибагаву.
Наконец Мурамото отвечает за всех:
– Мы не знать, доктор.
– Вам и неоткуда об этом узнать, господа. В Японии до сего дня не видели дымового клистира. Элатту, будьте так добры!
Входит помощник Маринуса. Он несет сшитую из кожи кишку длиной в человеческую руку, а также раскуренную трубку. Кишку вручает хозяину, и тот размахивает ею, словно ярмарочный фигляр.
– На нашем клистире, господа, вот здесь, посередине, имеется клапан, в который вставляется кожаный рукав – вот так, – и через него цилиндр наполняется дымом. Прошу вас, Элатту!
Уроженец Цейлона вдыхает табачный дым из трубки и выдыхает в кожаный рукав.
– Заболевание, которое излечивают при помощи этого орудия, называется «интуссусцепция». Давайте все вместе повторим это название, господа студиозусы, ибо кто сумеет излечить то, чего не умеет произнести? Ин-тус-су-сцеп-ция! – Маринус взмахивает указательным пальцем, как дирижерской палочкой. – И раз, и два, и три!
– Ин-тус-су-сцеп-ция! – запинаясь, выговаривают ученики. – Ин-тус-су-сцеп-ция!
– При этом заболевании верхняя часть кишечника погружается в нижнюю, примерно таким образом…
Доктор берет в руки кусок полотна, сшитый трубой, вроде штанины.
– Это – толстая кишка. – Зажав один конец «штанины» в кулаке, он пропихивает ее внутрь, к другому концу. – Диагноз поставить трудно, поскольку симптомы – классическая триада, связанная с пищеварительным трактом. А именно… Господин Икэмацу?
– Боли в животе, вздутие живота… – Он трет виски, вспоминая третий признак. – А! Кровь в фекалиях.