- Скажите, Вы думали обо мне в эти годы?
- Много думала вначале. Полгода спустя мне попалось на глаза одно из Ваших объявлений, и тогда я решила переменить фамилию...
- Почему?!
- Тогда же я узнала, что Ваш брак с мисс Фримен расстроился...
- Так Вы знали? Вы знали все! Вы не только погубили мою жизнь... Вы решили еще надо мной поиздеваться и с этой целью прислали Джорджу Монтегю анонимную записку, призвали меня сюда. Надо сказать, Вы преуспели в этом. Просто вывернули меня наизнанку...
- Вы несправедливы ко мне.
- Я говорю о своих ощущениях, а они таковы: в моей груди кинжал, который Вы со сладострастием поворачиваете! Но знайте, настанет день, когда Вы появитесь на небесах и справедливый судья покарает Вас за мои муки!
Чарльз смотрит с отчаяньем в ее глаза, наконец, поворачивается и идет к двери. Сара в два прыжка загораживает дверь:
- Я не дам Вам так уйти. В этом доме есть... одна особа, которая знает и понимает меня лучше, чем кто бы то ни было. Она хочет увидеться с Вами. Пожалуйста, предоставьте ей такую возможность.
-Я удивляюсь, как можно передоверять кому-то оправдание Вашего поведения. Пусть даже это будет королева Англии!
- Она ждет. Она знает, что Вы здесь. Я не буду присутствовать при вашем свидании.
- Кто это, черт побери?
- Человек менее благородный давно бы догадался...
Выходит. Дверь вновь отворяется, но кто за ней стоит, зрителям не видно.
(Чарльз потрясенно) - Кто ты, милое дитя?
(В ответ) - Вы мой папа?
(Чарльз нежно, совсем потрясенно) - Да... Должно быть, это я...
Уходит за дверь.
Занавес под оглушительные, лавинообразные аплодисменты. Они длятся и длятся... Занавес расходится, открывая всю труппу талантливых любителей: в центре Городецкий под руки с Татьяной и Наденькой, далее Плец и Ровнин, Елена Михайловна и Мария Ивановна, Катенька и канцелярист Ершов (в роли Монтегю). Они кланяются и кланяются, а овации не смолкают...
Глава двадцать вторая. Нечаянные курбеты
Карцев проснулся утром 21 века с улыбкой на устах, сохранившейся после триумфальной премьеры его спектакля в 20 веке. Он вспомнил, сколько мыкался по театрам современного Красноярска со своими двумя пьесами, как его привечали на среднем уровне и отвергали на верхнем - хорошо хоть из безразмерного интернета не выкинули... И вдруг успех! С любительской труппой, собранной с бору по сосенке! Впрочем, роли все сыграли прекрасно, на одном дыхании...
А Татьяна явно нашла свое призвание! Лишь бы не загубили ее режиссеры и актеры тамошние, поддержали, а не утопили. Впрочем, а мы-то на что с губернатором, сами кого хошь утопим. Вот обкатаем ее в Красноярском театре чуток, переедем в Петербург и там возьмем кого-нибудь за глотку: Яворскую, Комиссаржевскую, Таирова или деятелей императорских театров? Поглядим... Главное, что она от Сергея теперь отстанет, всю себя сцене отдавать будет.
Кстати, именно в это время появились драматурги нового типа: Ибсен, Стриндберг, Бернард Шоу, да и Кнута Гамсуна, кажется, уже ставили. Из наших - Чехов и Горький, тоже буревестники... До черта конкурентов моей самоделке... Хотя она вполне в том духе, а может и покруче кому покажется.
Он с удовольствием поработал весь день над недавно заказанной геологической картой Исаковского террейна, а вечером взялся, как всегда, заучивать кусок текста для роман-газеты - на этот раз из очень трогательной "Виктории" Гамсуна. Сделав этот урок, он лег в кровать, предвкушая встречу со своим спаянным красноярским кланом. С тем и уснул.
Однако проснувшись, Карцев ничего из приснившегося этой ночью, не вспомнил. За прошлую, позапрошлую и многие другие ночи помнил, а за эту - ничего!
"Да был ли я там этой ночью? - зародилось в нем страшное подозрение. - А если и был, так что толку? Как и не был..."
Весь день Карцев проходил смурной, за карту террейна, еще вчера страшно интересную, не брался. Так, трепался о том-сем с коллегами и все. Вечер, а вернее отход ко сну боялся чем-либо нарушить.
"Ну, давай, боженька, не злись на меня за прошлый атеизм, помоги!" - выпрашивал он...
Бесполезно. Наутро проснулся с чувством, что его обокрали. То ли не было ни черта, то ли не помнил! Наказал его все-таки боженька...
В таком миноре, переходящем в настоящую тоску, Карцев пробыл всю неделю. Работать полегоньку начал (куда деваться, заказчик оговорил жесткие сроки!), но как обычный геолог-ремесленник, а не как творческий, с большой выдумкой человек. В субботу встряхнулся и рванул в Академгородок, где взял лыжи на прокат и набегался по трассам от души. Вечером же нашел в инете фотографии старого Красноярска и стал их не спеша рассматривать, отмечая те или иные несоответствия со своими впечатлениями. Повздыхал о недавнем счастье и уснул...