— Ты думаешь, это был я, верно? — спросил он бесцветным голосом, с тусклыми глазами. Все в нем было темным. Бесстрастным. За исключением того, как дрожали его руки, когда он затягивался дымом.
Харрис видел много виновных людей, не моргавших перед лицом допроса, хладнокровных, как ничто другое, говоривших таким же ровным тоном, смотревших на него такими же тусклыми глазами.
Но он никогда не видел, чтобы у кого-то так дрожали руки. Как будто это исходило из его гребаной сердцевины.
Нет, этот парень не был виновен. Харрис начал тренироваться, как только ему исполнилось восемнадцать, и проработал полицейским четыре года. Ему потребовалось всего шесть месяцев, чтобы научиться распознавать чувство вины. Этот ребенок был виновен лишь в том, что полюбил не ту девушку, хотел жениться не в той семье, где смерть была образом жизни, тот не был готов к этому.
— Это всегда парень. Или муж, — продолжил Кристиан, делая еще одну длинную затяжку. — Потому что я любил ее так чертовски сильно, что почти логично, я буду убийцей. Потому что такая любовь по-другому не заканчивается, верно? Когда у тебя такое чувство, счастливого конца не бывает. Это запрещено.
Он раздавил сигарету в пепельнице посреди стола и тут же закурил другую.
— Человеческие существа не созданы для того, чтобы быть счастливыми, — добавил парень после вдоха. — Мы сами все портим, вместо того чтобы позволить сделать это окружающему миру. Так что, в твоих глазах, я могу быть виновным, ведь мне было бы не так больно, если бы она просто рассталась со мной.
Кристиан уставился на Харриса. На него смотрели одни из самых больных и отвратительных ублюдков в мире. Люди, которые совершали ужасные поступки. Никогда еще на него не действовал пристальный взгляд мужчины, говорящего о любви.
— Лучше бы я убил ее, — прошептал он. — Если бы ей пришлось умереть, если бы я не мог этого предотвратить, мне хотелось бы сделать это самому. У меня было бы больше времени с ней, пока она еще дышала. Я бы не пропустил ни одной гребаной секунды ее сердцебиения. Мне было бы наплевать на то, что случится со мной после, лишь бы у меня был последний из ее моментов на этой земле. Но кто-то отнял это у меня.
Внезапно он перестал быть похожим на ребенка.
Черт, он не был похож на человека.
Он встал. От скрежета стула по полу слезились глаза.
— Кто-то украл это у меня, — повторил парень, переводя взгляд с одного мужчины на другого. У обоих были годы впереди, но каким-то образом он заставил Харриса почувствовать себя гребаным ребенком. Его нервировало, когда на него так смотрели.
— Ты зря тратишь время, думая, что это был я, — сказал Кристиан. — Но ты просто делаешь свою работу, и, если у тебя это хорошо получается, ты достаточно скоро поймешь, что это не я. Но я сделаю все, что в моих силах, и выполню вашу работу лучше, чем вы. Я сам найду воров, которые забрали самую важную вещь в моем мире. А потом посмотрю, как они испустят свой последний вздох. Именно я покончу с их жизнью.
Харрис знал, что тот говорит серьезно. Знал, что какая бы доброта, невинность ни были в этом мальчике, они давно исчезли. Теперь тот стал мужчиной. Он был состоявшимся человеком. И в конце концов ему придется его уничтожить. До того, как он станет еще более опасным, чем сам Дон.
Глава 2
Двадцать пять лет спустя
Сиенна
Он пристально смотрел на меня.
Весь последний час.
Я заметила, что он смотрит на меня ровно пятьдесят девять минут, пятьдесят пять секунд назад. Потому что невозможно не заметить, когда такой мужчина пялится на тебя. А потом отслеживать минуты и гребаные секунды.
Как и я, он сидел один. Перед ним стоял бокал красного вина и тарелка с едой. К которой он не прикасался.
Я также сидела перед целой тарелкой еды, к которой не притронулась. Наполовину полный «Олд фешен» я заказала, потому что без алкоголя невозможно пережить целый час, когда горячий парень пялится на тебя. И заказала бы еще стаканчика четыре, но мужчина следил за каждым моим движением, а мне не хотелось, чтобы он думал, будто я здесь для того, чтобы напиться в одиночку в полдень вторника.
Я пришла со своим набором для выживания в одиночестве: телефоном, книгой и парой контрактов, которые мне нужно было просмотреть. Все это, как и моя еда, были нетронуты. Даже немного неловко, потому что безумно увлеклась этой книгой, а контракты действительно нужно прочесть в срочном порядке, и еще я умирала с голоду. Хоть я и носила дорогую обувь, одежду и получала очень приличную зарплату, жила в хорошей квартире в Нью-Йорке, но все равно была не совсем в том положении, чтобы оставить на столе нетронутую тарелку пасты за тридцать долларов. Кроме того, это была лучшая паста в городе, так что это своего рода гастрономическое преступление.