Я сделала неровный вдох.
— Я хотела бы сказать, что это прекратилось, потому что меня переполняли чувство вины и стыда за то, что я делала со своей матерью. Но дело было не в этом. Да, были моменты, когда меня тошнило от всего этого. Но даже это отвратительное чувство возбуждало меня. Это прекратилось только потому, что он мне наскучил. Джошуа слишком привязался. Я хотела нового испытания. Чего-то еще. Кого-то другого. Он порвал с моей мамой, как только я дала это понять.
Она плакала несколько дней. Именно тогда я почувствовала вину. Это одолело меня до такой степени, что мне захотелось содрать с себя кожу, лишь бы избежать своих грехов. Своим голодом по мужчинам я причинила боль матери. Я поклялась, что никогда больше так не поступлю, не причиню боль единственному человеку, которого любила, чтобы удовлетворить свои потребности.
— Следующим был отец одной из чирлидерш, — сказала я. — Он был женат, но подруга рассказала, что их брак показушный. У ее матери был роман с тренером по теннису. Это не заняло много времени. Я пару раз ночевала у нее дома и постаралась дать ему понять, что хочу его. К тому моменту я уже была экспертом в этом деле. И становилась все более дерзкой. Я последовала за ним в ванную, пока остальные приводили себя в порядок. Он наклонил меня над раковиной.
Я облизнула губы при этом воспоминании. В порыве, который я почувствовала, услышав звон падающей косметики и шлепки о кожу, его пальцы, впивающиеся в мои бедра, низкий стон, когда он кончил. На нем был презерватив. Я сунула его в карман, готовая к тому, что должно было произойти.
— Этот секрет так и не стал достоянием общественности, потому что никто не хотел узнать, что кто-то трахает несовершеннолетнюю девочку. Им всем было что терять, — объяснила я. — В конце концов, я переросла это и уехала. В другое развращенное место.
Я сделала паузу, осознав, как много болтаю. Это не я. Мне никогда не хотелось делиться этим со своими партнерами или даже с подругами. Не нравилось, когда меня узнавали. Два самых близких мне человека даже не знали о существовании этого прошлого. Что эта версия меня существовала.
Люди слишком много рассказывали о себе, думая, что незнакомцам не все равно. Однажды женщина в очереди в автоинспекцию, рассказывала мне о том, что ее бросил муж, и что это лучшее событие в ее жизни. Или человек, сидевший рядом со мной в самолете, сказал, что собирается уволиться с работы, потому что ненавидит своего босса и ему нужно что-то сделать со своей жизнью, прежде чем он умрет.
Не говоря уже о бойфрендах, разглагольствующих о том, какой впечатляющей была их жизнь. Женщины делали то же самое с партнерами. Я и представить себе не могла, что этот могущественный, явно богатый и, безусловно, опасный человек захочет знать все подробности моего грязного прошлого.
— Продолжай, Сиенна, — приказал он.
В какой-то момент я назвала ему свое имя. Не помню, когда именно. Он потребовал этого, и я охотно отдала его. И не спросила, как зовут его. У меня не было сил. Или, может быть, я хотела, чтобы он остался незнакомцем.
Мой желудок сжался от приказа, от его глубокого, хриплого голоса. Он снова был тверд. Грехи и порочность заводили его.
— Я переехала, потому что отчаянно хотела сбежать из города, находясь на расстоянии одной пропущенной зарплаты от бедности, — продолжила я, мой голос был грубым и низким. — Я хотела денег. Люди, которые говорят о том, что за деньги не купишь счастья, всегда рождаются богатыми. За деньги можно купить все. Безопасность. Поддержку. Дом. Это все, что нужно, чтобы быть счастливыми. И в любом случае, я не гналась за счастьем. Я гналась за чем-то другим.
Я провела рукой по своим растрепанным волосам.
— Когда я переехала в город, то нашла клуб. «Империя».
Я ждала, скажет ли он что-нибудь, узнает ли это название. Потом вспомнила фиолетовый свет, толстые ковры и бархатную мебель. Стены, оклеенные темными обоями, создававшие ощущение тишины, как в обитых войлоком комнатах сумасшедшего дома. Клуб был расположен в пустынном месте — некая игровая площадка богачей. Конечно, этот человек должен знать это место. Но он продолжал молчать.
Я перевела дыхание.
— Это не секс-клуб, хотя пуританская публика восприняла бы его именно так. Это было гораздо больше. Репутация и коррупция. Это был разврат, преподнесенный на блюдечке с голубой каемочкой, с икрой и Дом Периньоном. — Я втянула в себя воздух. — Это был солидный отель. Чертовски высокого класса. Он обслуживал самых богатых людей города.