Суть, конечно, заключалась в следующем: безопаснее всего находиться в пределах человеческих границ на рассвете и закате, когда завеса между Адой и Аной – миром смертных и миром духов – стирается. Мать Миуко всегда остерегалась этих недобрых часов, потому что именно тогда демоны накидывались на путешественников, охотясь за их жирной промасленной печенью; упыри являлись в зеркалах, чтобы красть человеческие лица, а призраки проскальзывали в дверные проемы, чтобы свернуть шеи ничего не подозревающим прохожим.
Мать Миуко была настолько суеверна, что отказывалась переступать порог во время рассвета или заката. Она даже хранила кукол-духов на чердаке, писала благословения паукам, плетущим паутину в ванне, оставляла мелко измельченную яичную скорлупу для тачанагри [3], что жили в стенах постоялого двора.
Кроме того, однажды вечером она своровала лошадь и ускакала в сумрак, в то время как ей следовало принести воду для чайника на ужин, оставив девятилетнюю Миуко и ее отца наблюдать, как остывает рис на столе.
Поскольку ее мать предпочла бросить вызов сумеркам, вместо того чтобы провести еще одно мгновение со своей семьей, Миуко подозревала – не без доли горечи, конечно, – что ее мать, вероятно, вовсе не была такой суеверной.
– Я вернусь до захода солнца, – заверила Миуко отца.
– Со всеми чашками в целости и сохранности?
– Не обещаю! – Вновь поклонившись, она покинула палисадник и вприпрыжку отправилась в путь через деревню. Она проходила мимо опустевших и обвалившихся домов, взглядом отмечая сошедшие с петель двери и мышей, снующих между расщелинами в фундаменте, словно фиолетовые духи удачи. Для кого-то другого внешний вид деревни мог показаться тревожным, но для Миуко, что росла среди подобного запустения, он был прекрасен в своей обыденности.
Раздающееся поскрипывания половиц, проседающих в землю.
Медленные поползновения виноградных лоз вдоль стен.
Миновав центр деревни, Миуко побежала по проторенной гравийной тропинке, известной как Старая Дорога, которая в прошлом служила главным маршрутом в Удайву, столицу Авары. В древние времена деревня Нихаой, что находилась всего в полудне пути от города, принимала у себя путников всех мастей: дворян с их вассалами, распутных монахов, нищих, цирковые труппы, которые хвастались вспыльчивыми гадалками и танцующими духами енотов, а также, как минимум в четырех случаях, незамужних женщин.
Примерно триста лет назад после Эры Пяти Мечей тогдашний йотокай[4], – самый высокопоставленный военный офицер Авары, уступавший властью только императору и, по сути, правящий суверен, – приказал построить Великие Пути, чтобы объединить королевство. За прошедшие столетия движение на Старой Дороге сократилось, а Нихаой вошел в длительный период упадка: таверны начали закрываться; конюхи, сапожники и торговцы вынуждены были прекратить свое дело; фермеры покидали поля, оставляя те зарастать и загнивать, а правительственные эмиссары, которые когда-то были богаты и самодостаточны в своих прекрасных павильонах, переместились на другие, более перспективные посты.
С тех пор ничего в Нихаое не осталось нетронутым разрухой: ни горстка лавок, ни храм, где обитали четыре угрюмых жреца, ни даже врата духов, служившие границей деревни. Целые вереницы насекомых прокладывали длинные дорожки вдоль колонн, образуя извилистые лабиринты под облупившейся алой краской. Лишайники цеплялись за балки. Гравюры, которые каждый год должны были перекрашиваться в священные чернила оттенка индиго, чтобы обновить их защитную магию, потускнели и стали бледного и неэффективного оттенка.
Пусть Миуко и старалась не делать этого, но не могла не думать о своей матери и о том, как той удалось добраться до врат. Это наделало столько шума в крохотной деревеньке, что даже породило слух, что жена Отори Рохиро на самом деле была тскегайра[5] – дух жены, принимающий человеческое обличье и заманивающий смертных в брачные сети.
Несмотря на то что Миуко не верила в подобные вещи как таковые, она не могла не размышлять о том, что в ее матери действительно крылось нечто странное и необузданное, нечто, что сейчас струилось по венам Миуко со стремительной скоростью, словно живительный ручей или южный ветер.
Вопреки собственной воле, она не могла не интересоваться тем, как выглядела ее мать верхом на той украденной лошади, чья грива и хвост были столь темными, как река ночью. Оглянулась ли ее мать хоть раз, с бледным в свете луны лицом, прежде чем умчаться в дикую лазурную даль, словно воин из древних сказаний или королева теней и звездного света?
3
Дословно «древесный гоблин». В Аваре тачанагрису считаются маленькими существами с зеленой кожей, которые крайне редко попадаются на глаза, если только их деревья не срубят и не станут использовать в качестве пиломатериалов, и тогда их резкие черты становятся видны для проницательного взгляда среди тонких завитков древесины.