Я оттолкнула его с недоумением.
− Почему?
Он усмехнулся, прильнул ко мне и поцеловал в ключицу.
− Потому что теперь я хочу тебя еще больше. Как несправедливо, показывать то, чего у меня никогда не будет.
Я изобразила сожаление.
− Бедняжка. Зато, я могу дать тебе кое-что другое, − и я притянула его к себе, подарив долгий, медленный поцелуй.
После этого он уткнулся носом в мою шею, раздавались тихие вздохи, он оставил дорожку поцелуев от плеча до груди, добравшись прямо до купальника. Его подбородок скользнул по моей груди, после чего он поднял взор и посмотрел мне прямо в глаза.
− Тебе не обязательно присылать мне такие фото, Эшли. Я в любом случае буду с тобой.
Я запустила пальцы в его волосы.
− Именно поэтому я его и отправила. Я тоже хочу быть с тобой. И я хотела доказать это.
− Да, но что было бы, если бы фото разошлось? Мне бы пришлось надрать задницу каждому парню, кто положил на тебя глаз.
− Оно не разойдется. Я отправила его только тебе. Я даже не показала его Рейчел и Вон.
− Прекрасно, − ответил он, приложив палец к моему подбородку, − Все это было бы так утомительно, я бы лучше занялся другим делом, − он прижался ко мне и поцеловал еще раз.
На обратном пути домой моя кожа стягивалась и заливалась солнцем, от волос пахло озерной водой, но моя счастливая улыбка наполняла все тело, даже казалось, что мне никогда больше не придется хмуриться.
Калебу предстояла бейсбольная игра, но я об этом даже не задумывалась. Когда он обвил мою талию и поцеловал на прощание, я знала наверняка, что «парни» не имели никакого значения. Вскоре все они пойдут своими дорогами, и я буду единственной, кто останется с ним. Я буду единственной, о ком он будет помнить, когда уедет. Я буду единственной, на чью фотографию он будет смотреть.
Когда я вошла, мама сидела в своей комнате, угрюмо уставившись на компьютерную клавиатуру. Она подняла взгляд, когда я прошла мимо, и спустила свои очки.
− Эй, незнакомка, − окликнула она, − Остаешься дома на ночь?
Я развернулась и прошмыгнула в комнату, расположившись на мягком кожаном кресле рядом с ее столом.
− Милое платье. У Вонни взяла?
Я кивнула.
− Да, правда теперь от него пахнет озером. Надо бы постирать его, прежде чем вернуть ей.
Мама улыбнулась.
− Хорошо провели время с Калебом?
Я снова кивнула, в надежде, что все мое лицо не светится от счастья. Она бы расстроилась, увидев меня разгуливающей в купальнике с Калебом и обнимавшейся с ним на лодке. Что бы она сказала про фото, если бы узнала? Я даже не представляю, насколько длинную лекцию мне бы прочли. Она бы рассердилась не на шутку. Я напомнила себе удалить фото сразу же, как поднимусь наверх.
− Ты выглядишь усталой. Все в порядке?
− Лягушачья кожа, − ответила я. Это была наша «традиция». Именно так мама спрашивала о том, все ли в порядке, с давних пор. Так говорил ее отец, когда она еще была маленькой. Если у Грэмпи был хороший день, он восклицал: «Хорош, как лягушачья кожа!». Если же день шел не так, как он планировал, он отвечал: «Я в порядке, но нужно отрегулировать настроение». Моя мама всегда хихикала над этим. Так что теперь она делает это со мной. Если она спрашивала: «Все в порядке», я должна была ответить либо «Лягушачья кожа», либо «Нужно отрегулировать настроение».
− Я просто устала, − заключила я, − Не выспалась ночью.
− Оу, − сказала она, − Я тоже, − она надела очки и снова повернулась к компьютеру. – Пытаюсь сверить отчеты, но ничего не сходится. Полагаю, на этой неделе твой папа не захочет заниматься со мной продажами – он сможет управиться с дошкольниками, а мне что, сбежать в университетский мир?
Я поморщилась.
− Сомневаюсь.
Папа и мама познакомились в колледже, оба специализировались на преподавании. Они выпустились, поженились, а потом папа стал учителем в пятом классе, мама же стала директором дошкольников. После того, как я родилась, мама всегда водила меня в подготовительные классы, пока папа преподавал в начальных. Насколько я помню, папа всегда был заведующим, но когда в прошлом году репутация директора испортилась, выяснилось, что школа нуждалась в сильных изменениях, тогда-то мой отец и получил должность. Мама любила свою работу, хоть зарплата и была маленькой, она любила работать с маленькими детьми. Она всегда упоминала, что именно отец работает в школе, но она называла его суперначальником и говорила, что он «спасает мир». Когда она говорила это, в ее голосе было что-то еще. Сарказм? Может зависть? Работа отца была важной, выглядело так, будто он не мог никуда пойти без восхищения им или же расспросами о том, в каком направлении он двигается и какие изменения сделал.