Она пожала плечами.
– Из-за сообщений. Из-за школы, где забирают телефоны. Из-за того, что ты дочь инспектора. Родители хотят, чтобы его уволили. Мама Сары говорит, что надо обратиться в суд.
– Что ж, это забавно, учитывая, что брат Сары начал всё это, – сказала я. Но внутри я опасалась. Спокойствие, которое я почувствовала после посещения комиссионного магазина, исчезло. Меня снова занесло в реальность, где я по полной облажалась, и все это знали. – Но вот суд? Зачем это?
Она махнула рукой.
– Без понятия. Ты же знаешь Сару. Возможно, ей просто хочется скандала. У тебя есть содовая?
Я принесла ей напиток, она открыла банку и сделала глоток, покачав головой.
– Что ты собираешься делать, Лютик?
– Что ты имеешь в виду? Я отстранена, помнишь? Вряд ли я могу что-то сделать.
– Нет, я имею в виду ... что, если это станет серьезным? Что ты собираешься делать, если мама Сары пойдет в суд или типа того?
Мое сердце колотилось в груди, как у дикого животного, но я сдержалась и пренебрежительно махнула рукой.
– Это всё показуха, – напомнила я ей. – В смысле, я не могу предстать перед судом. Ведь я не совершила преступление или что-то в этом роде.
– Надеюсь, – произнесла она. – Но мне следует тебе сказать, что все об этом только и говорят сейчас. Это в газетах, и люди пишут всю эту хрень редактору. И сообщение по-прежнему пересылается. Я слышала, что оно дошло до некоторых людей в Мэйвилле.
Средняя школа Мэйвилла? Во сколько школ это ушло? Честертон, младшая школа, два колледжа, а теперь и Мэйвилл.
– Да ладно! Я даже не знаю никого в Мэйвилле.
Она кивнула и сделала еще один глоток.
– Наверное, это хорошо, да? Адамс пытается выяснить, кто его всё еще отправляет. Дерьма становится всё больше. Если тебя поймают за разговорами об этом, ты остаешься на продлёнку в субботу. А если тебя поймают за рассылкой, то отстранение. Конечно, никто ни в чем не собирается признаваться. Никто не хочет быть втянутым в это.
– И я тоже, – сказала я. Мой подбородок снова задрожал. Но я подавила это чувство.
Мы еще немного посидели, и пару раз она пыталась поменять тему: кто-то встречался с кем-то новым, кто-то в кого-то врезался на автостоянке, кто-то начал грызню из-за ерунды – но я честно не могла сконцентрироваться. Она сама не была уверена в том, что говорит. Похоже, моя история была единственной темой для обсуждения, и если мы не можем обсудить это, то вообще не было смысла разговаривать.
Наконец, она поставила пустую банку на стол рядом с креслом, потянулась и встала.
– Я, наверное, пойду, – сказала она. – С тобой всё будет в порядке?
Я пожала плечами.
– Мне кажется, я останусь здесь ненадолго.
Она посмотрела сочувствующе.
– Лютик. Поверь мне, ты не захочешь быть там. Ты разговаривала с Рейчел?
– Нет, – угрюмо ответила я. И я не собиралась никогда больше общаться с ней.
– Она говорит, что ей жаль, что она это сделала. Она говорит, это должно было быть забавным. Твоё лицо было видно, поэтому она предположила, что все и так знают, что это ты. Она не думала, что это зайдет так далеко.
Я засмеялась.
– До того, чтобы разрушить мою репутацию и довести меня до отстранения? Ну, так я не прощаю ее.
Вонни выглядела как между двух огней.
– Я понимаю, – наконец произнесла она, но я не верила, что ее понимание означает, что она займет мою сторону и перестанет тусоваться с Рейчел. И именно в этот момент я действительно поняла, как изменились мои отношения с Вонни.
Вскоре, после того, как Вонни ушла, вернулась домой мама. Ее волосы были в беспорядке, словно она весь день лохматила их руками, и она выглядела усталой.
Вместо того чтобы достать книгу или посидеть за компьютером в кабинете, она отправилась в спальню и прилегла на кровать, прикрыв глаза одной рукой.
– Мама? – спросила я, стоя в дверном проеме. – Ты в порядке?
Сначала она не ответила, но потом я услышала приглушенное:
– Нет.
Я вошла и легла рядом с ней. Я была застывшая и настороженная, а она такая подавленная.
– Плохой день на работе?
Она отодвинула руку и посмотрела на меня одним глазом.