– Как насчет тебя? Как проходит общественная работа? – спросила Вонни.
В памяти всплыло лицо Мака. Обязаловка перестала быть таким ужасным наказанием, и, полагаю, причина в нем.
– Всё в порядке, – ответила я. – Там есть несколько по-настоящему интересных людей, и есть также один неплохой парень.
Вонни взвизгнула.
– Парень?
Я покачала головой.
– Не в том смысле. Он друг. Некоторое время он был моим единственным другом.
Она наклонила голову.
– За что он там?
Я закрыла свой журнал.
– За что он там? Ты что – телевизионный коп? Я не знаю.
Вонни прекратила листать страницы, и уставилась на меня.
– Ты не знаешь? А что если он убийца или вроде того, а ты с ним дружишь?
– Он не убийца. За такие преступления не приговаривают к общественным работам. Вероятно, он просто запутался, как и я.
– Если ты так говоришь, – протянула она. – Но на твоем месте, Лютик, я бы это выяснила. Перед тем, как набиваться ему в друзья. Последнее, что тебе нужно, это еще один негодяй.
Она начала рассказывать, что она видела по телевизору, и я какое-то время слушала ее болтовню, витая в облаках. Затем мы читали друг другу статьи в журналах из разделов вопросов и ответов, смеясь над ними, как обычно, и мне так сильно хотелось, чтобы у нас всё было как раньше. Но это не так. Люди живут дальше, и Вонни вернулась ко мне, но все же я не чувствовала, будто всё в порядке. Что-то было упущено.
– Итак, моя мама что-то говорила о заседании совета завтра вечером? – спросила Вонни.
– Думаю, да. Я мало знаю об этом. Мои родители больше не говорят о таких вещах при мне.
– Моя мама сказала, что они собираются обсудить «проблему секстинга», – продолжала Вонни, делая воздушные кавычки. – И что несколько членов совета требуют, чтобы твой папа покинул пост или его уволили. Думаешь, так будет?
По правде говоря, мне не нравилось думать об этом. Не нравилось думать, что это будет означать для нашей семьи. Мы не могли жить за счёт маминой зарплаты. И чем бы папа занял себя? Он любил свою работу. Он был бы опустошен.
– Я не знаю.
– Это отстой. Моя мама говорит, что там будет много людей. Она сказала, что это будет очень унизительно для твоей семьи. На твоем месте, Лютик, я бы удостоверилась, что меня не будет нигде поблизости этой встречи.
– Это, наверное, хороший совет.
Вонни осталась до тех пор, пока мы не услышали, как мама хлопочет на кухне.
После ее ухода, я спустилась вниз, посмотреть, не готовит ли мама ужин, а из головы не выходило то, что сказала мама Вонни о заседании правления: это было бы унизительно для нашей семьи.
Мама варила суп, в переднике поверх рабочей одежды, ее очки для чтения были сдвинуты на волосы. Ее глаза выглядели усталыми, и казалось, что вокруг них больше морщин, чем было раньше. Я взяла разделочную доску и начала нарезать морковку, которую она выложила.
– Это была Вонни?
– Да. Она заскочила.
– Я не видела ее вечность. – Мама казалась отстраненной.
– В последнее время мы не так уж много общались. Но всё в порядке. Мы всё еще друзья.
Она взглянула на меня.
– Тогда, я полагаю, это хорошо. – Она продолжала помешивать, и я начала измельчать сельдерей.
– Как работа? – спросила я.
– О, это ... – начала мама и замолчала. Она не обернулась и не спросила, почему я интересуюсь, не сделала ничего, чтобы я поверила, что она хотела продолжить разговор. – Люди ... ты знаешь ... люди в твоей школе слышали о ... случившемся?
Я собрала кусочки сельдерея и бросила их в миску, а затем начала резать лук.
Она сделала паузу, и продолжила:
– У меня было несколько огорченных родителей.
– Что ты имеешь в виду?
Она развернулась и прислонилась к плите.
– Эш, не беспокойся об этом. С самого начала у них были проблемы с детьми. Такие родители жалуются на всё.