И тут звонит Рена. Ожидая паузу, чтобы вставить вежливо-равнодушное «Спасибо за заботу, но., нет», Пиппа вдруг вспомнила, что там, в Австралии, на другом полушарии, все совсем иначе: зима наступает в июне, а лето на Рождество. Когда здесь, в Англии, цветут сады – там осень, а сентябрь, не март, считается первым месяцем весны.
Сейчас сентябрь. Прошло уже пять месяцев, а доктор Харрис обещал Дэйви девять… от силы десять месяцев. Так вот у него будет еще одна весна, весна в сентябре, первом австралийском весеннем месяце!
– Ты будешь совсем одна, когда это случится, – со слезами на глазах сокрушалась тетя Хелен.
– Знаю, но ты же меня понимаешь?
– Понимаю, милая. И Рена молодец, что пригласила вас, она от души полюбила Дэйви. Все будет хорошо. Как-никак она наша родственница.
Все же в ее голосе и звучала нотка уверенности, не то что резко предубежденное заявление Джанет. Джанет училась с ними в одной школе и занимала промежуточное положение между двумя сестрами: ее родители могли оплатить больше дополнительных занятий, чем у Пиппы, однако гораздо меньше, чем у Рены.
Услышав о намерениях подруги, Джанет в недоумении уставилась на нее:
– В Австралию?! К Рене Франклин?! Пиппа, очнись, ты бредишь!
– Не волнуйся, все будет в порядке.
– В порядке? Горбатого могила исправит.
– Зачем ты так, мы ведь совсем не знаем Рену.
– Я знаю и говорю тебе…
– А я скажу тебе, – резко перебила Пиппа, – что людям свойственно ошибаться. Я же изменилась. Помнишь, какой я была? Безобразным очкариком, да еще с кривыми зубами. Посмотри на меня теперь. Где очки, где зубные скобки? Теперь-то я совсем другая!
– Действительно, ты изменилась, поэтому я боюсь за тебя. – Джанет внимательно оглядела стройную, худощавую девушку с тонкими правильными чертами лица, мягкими каштановыми волосами и зелеными, слегка раскосыми глазами.
– Боишься? Но почему?
Джанет молчала, строго сдвинув ниточки бровей, затем откровенно ответила:
– Из-за Рены.
– Ты беспокоишься из-за Рены?
– Да. И я не хочу, чтобы ты ехала. У меня дурные предчувствия. Неужели нельзя отказаться?
– Нельзя. В Австралии в сентябре весна только начинается, а Дэйви… он…
– Понимаю, – кивнула Джанет. – Ну, что же, желаю удачи. – Впрочем, ее голос прозвучал так, будто она сильно сомневается в подобной возможности.
Следуя указаниям Рены, Пиппа съездила в аэропорт и получила заранее заказанные билеты. Горько прозвучали слова прощания, но, к счастью, Дэйви, радующийся поездке, этого не заметил, как и того, что тетя Хелен обнимала его дольше и крепче, чем Пиппу.
Сестра и брат поднялись по трапу, и вскоре самолет взлетел.
Рим… Карачи… Нью-Дели… Бангкок… Дарвин. Города и страны мелькали, как в чудесном сне. Только покинув Дарвин, Пиппа почувствовала тревогу. Далеко внизу под ними на многие мили простиралась выжженная солнцем пустынная местность. Ей не было видно ни конца, ни края.
«Неужели лето никогда не покидает этих краев? – задумалась девушка. – Если так, то здесь нет зимы, значит, не может быть и весны».
Ее сомнения немного развеялись при приближении к Маскоту, за сбором чемоданов и предпосадочной суетой, но вспыхнули с новой силой, когда в аэропорту вместо Рены их ждала записка. «По крайней мере, она о нас не забыла», – успокаивала себя Пиппа.
Много позднее, когда сиднейский экспресс покинул центральный городской вокзал и, медленно проехав по унылым окраинам, таким же, как в любом другом городе земного шара, вылетел на открытый простор, сомнения исчезли навсегда, затерялись среди поросших папоротником холмов, мшистых торфяников, зеленых вершин исполинских деревьев, утонули в прудах, отражающих весело бегущие по небу облака и ряды фруктовых деревьев, яблонь, груш, слив и грецких орехов, явно ожидающих наступления весны, ведь иначе их бы здесь не было. Именно тогда Пиппа и сказала брату, что сентябрь в Австралии – первый весенний месяц, и он завел свою радостную песню.
– Здесь совсем как дома. – Мальчик оторвал лицо от стекла и неохотно взял протянутый сестрой бутерброд. Он всегда был очень общительным. Вот и теперь, счастливо улыбаясь, обернулся к единственному, кроме Пиппы, пассажиру и спросил: – Сэр, а на ваш дом это похоже?
– Ни капельки, приятель. – Мужчина отложил газету, которую читал не отрываясь с тех самых пор, как поезд покинул Сидней, и поднял глаза.
– А какой он, ваш дом? – поинтересовался Дэйви.
Попутчик – слишком крупный, даже для просторного купе, подумала Пиппа, – не спешил с ответом. Он неторопливо набивал огромную трубку, да с таким благоговением, что Дэйви напрочь забыл про бутерброд, зачарованно следя за его руками. Мужчина был таким загорелым, что бледные англичане рядом с ним чувствовали себя людьми другой расы. Набив трубку, он зажег ее и только тогда ответил:
– Большой.
– Бескрайние просторы? – уточнил мальчик.
– Вот именно.
– Расскажите что-нибудь еще.
– У нас настоящие холмы, не эти ничтожные бугорки, которые здесь называют холмами, а всамделишные. Они видны далеко-далеко – красные, золотистые, пурпурные. И скалы поднимаются над ними, как гигантские обглоданные кости. А вокруг – мертвая долина.
– А еще?
– А еще у нас растут цветы, каких ты никогда не видел. Нарциссы и тюльпаны по сравнению с ними – жалкие сорняки.
– А еще?
– Мили безлюдной земли, палящее солнце, бесчисленные табуны необъезженных скакунов и стада диких жеребят.
– Прошу тебя, съешь. – Пиппа перегнулась через столик, всовывая брату в руку кусок слоеного пирога и бросив укоризненный взгляд на незваного собеседника. – Смотри-ка!
За окном как раз замелькали загоны и конюшни школы верховой езды, и нос Дэйви снова превратился в расплющенный бутончик. Пиппа искренне надеялась, что сейчас он думает об ухоженных гнедых красавцах, а не о кошмарных диких мустангах.
– Простите, если сказал лишнего, – забавно растягивая слова, покаялся незнакомец, одновременно выпуская аккуратную струйку дыма и отгоняя ее от лица девушки.
– Вот именно, лишнего, – буркнула Пиппа и наставительно добавила: – Зачем вы дразните мальчика, он ведь никогда этого не увидит!
– Вот здесь вы абсолютно не правы, мисс. «Никогда не говори никогда».
– Не учите меня. Я вообще не хочу с вами разговаривать. – И она демонстративно уткнулась в свой журнал.
– На самом деле вы капитулировали, – не сдавался болтливый сосед. – Да, да, вы только что сложили оружие.
– Я читаю.
– И не видите ни слова. Послушайте, я редко встречаюсь с людьми, там, где я живу, на многие мили вокруг нет человеческого жилья, поэтому, когда выдается случай, я не прочь поговорить. Вот почему я езжу на поезде, а не на машине – ради приятной беседы с попутчиком.
– Ничем не могу помочь. Здесь много других купе, пересядьте туда.
– Мне и здесь хорошо.
На этот раз девушка промолчала, упрямо не желая отрываться от журнальных страниц, хотя… чертов незнакомец прав, она не понимала ни слова.
Школа верховой езды осталась позади, и Дэйви снова включился в беседу.
– «Бескрайние просторы», так вы сказали, да?
– Абсолютно бескрайние.
– А эти лошади, кто они?
– Домашний скот, одичавший за годы, проведенные в буше. Чтобы догнать жеребенка, нужно мчаться за ним полным галопом, повалить и прижать к земле.
– Дэйви, гляди-ка, – бесцеремонно вмешалась Пиппа, – кажется, там медвежонок, вон, на дереве.
Маленький носик вновь прижался к стеклу, а смуглолицый попутчик беззвучно, но отчетливо произнес: «Ложь».
Подобной наглости Пиппа снести не могла.
– Простите, что вы сказали?
– Ложь, беспардонная ложь. Вы прекрасно знаете, что никого там нет.
– Да как вы смеете…
– Это гранатовое дерево, коалы на них не живут – общеизвестный факт, а кроме того, на воле их остались считанные единицы. Несколько на побережье к северу от Сиднея, еще в Квинсленде, только не здесь, не в этом кусочке Англии.
– «Кусочке Англии»?
– Ну да, мальчуган прав, – мужчина кивнул в сторону Дэйви, – «совсем как дома», так он сказал. И поэтому-то из сотен других вы выбрали именно это место. Вы просто не хотите расправить крылья. Не хотите… – он уже обвинял, – чтобы я рассказывал ему о других землях. Только я открою рот, как от вас слышится «пожалуйста», да «прошу вас», да «перестаньте».