— Тебе лучше знать, принцесса, что нужно делать, — сказал он. — Могу лишь обещать, что сделаю все, что в ежиных силах. Конечно, я был бы счастлив умереть за тебя, да что в этом толку?
— Толку мало, — согласилась принцесса.
— Хотел бы я стать невидимкой! — мечтательно произнес Эриций.
— Ой, куда же ты делся? — воскликнула принцесса, ибо ежик исчез.
— Я здесь, — произнес тоненький голосок. — Ты не видишь меня, но я-то вижу все, что хочу. О, я теперь ясно вижу, что нам делать. Я снова спрячусь в ящик, а ты переоденешься французской гувернанткой с наилучшими рекомендациями и явишься в таком виде по объявлению, которое этот гадкий король дал вчера в газете «Узурпаторский вестник».
Королева помогла Озилизе переодеться (чего она, конечно, ни за что не стала бы делать, если бы знала про стрелы), а король выделил ей из своей пенсии денег на билет. И, сев на поезд, принцесса очень быстро доехала до своего родного королевства.
Король-узурпатор тотчас нанял новую гувернантку учить французскому языку своего повара. Чтобы он мог читать французские кулинарные книги — ведь самые лучшие рецепты пишутся по-французски. Уроки были назначены с шести до восьми утра и с двух до четырех часов дня; все остальное время гувернантка могла проводить, как ей заблагорассудится.
Она предпочитала гулять по королевскому саду, разговаривая со своим невидимым ежиком. Они беседовали обо всем на свете, и им было ничуть не скучно вместе.
— Как тебе удалось стать невидимым? — спросила она однажды.
— Наверное, это устроила Беневола. Хотя я верю, что у каждого человека один раз в жизни может исполниться любое желание, если только он по-настоящему этого захочет.
На пятьдесят пятый день их гуляний ежик заявил:
— Все. С нынешнего дня начинаю возвращать тебе королевство.
И вот на следующее утро король спустился к завтраку страшно сердитый, с лицом, забинтованным вдоль и поперек.
— В Замке завелись привидения, — сообщил он. — Посреди ночи кто-то бросил мне в лицо шар с колючками. Я зажег спичку — никого и ничего!
— Вздор! Это тебе приснилось, — возразила королева.
Но на следующее утро она сама спустилась к завтраку с забинтованным лицом. А в ближайшую ночь шар с колючками явился снова к королю. Потом — к королеве.
И с той поры каждую ночь он уже являлся к ним обоим, так что король и королева совсем перестали спать. Они лежали всю ночь и думали о своих гадких поступках. А тоненький голосок из темноты то и дело спрашивал:
— Кто украл королевство? Кто убил принцессу? — доводя короля и королеву до полного изнеможения.
Наконец королева сказала:
— Не нужно было убивать принцессу.
А король признался:
— Напрасно я позарился на чужое королевство. Ведь было же у меня свое, и совсем недурное.
К этому времени их руки и лица — от ушей до шеи — были сплошь исколоты, а бессонница замучила их до головокружения.
— Знаешь что, — сказал король, — нужно с этим кончать. Давай напишем Озимандии, чтоб он забирал свое королевство обратно. С меня довольно!
— Давай, — сказала королева. — Только вот принцессу нам уже не вернуть к жизни. О, если бы я только могла воскресить бедняжку! — и слезы закапали у нее сквозь бинты прямо в недоеденное яйцо, потому что разговор происходил за завтраком.
— Это правда? — вдруг спросил кто-то тоненьким голоском, хотя никого в комнате не было. Король и королева от страха прижались друг к другу, опрокинув на пол поднос с гренками.
— Правда? — повторил голосок. — Отвечайте, да или нет?
— Да, — насилу выдавила из себя королева. — Я не знаю, кто меня спрашивает, но это — правда, честное слово! Страшно подумать, как мы могли быть такими гадкими.
— Страшно подумать! — эхом отозвался король.
— В таком случае позовите сюда французскую гувернантку, — приказал невидимый голос.
— Позвони в звонок, дорогой, — сказала королева. — Я уверена, что это голос совести. Много раз я слышала про него, а теперь вот слышу его самого.
Король дернул за шнур с великолепной перламутровой ручкой, и тотчас явились десять безукоризненных слуг в зеленых и золотых камзолах.
— Попросите, пожалуйста, мадемуазель пожаловать сюда, — сказала королева. Десять безукоризненных слуг нашли гувернантку возле мраморного бассейна, где она кормила золотых рыбок, и почтительно согнули перед ней свои золоченые спины, передавая просьбу королевы. Гувернантка, которой никто не мог отказать в обязательности, не мешкая, отправилась в розовую столовую, где завтракали король с королевой, забинтованные почти до неузнаваемости.
— Слушаю вас, ваши величества, — произнесла она, сделав реверанс.
— Голос совести, — сказала королева, — велел мне послать за вами. Нет ли в ваших французских книжках какого-нибудь рецепта для воскрешения убитых принцесс? И если есть, то не можете ли вы перевести его нам?
— Один такой рецепт есть, — задумчиво произнесла принцесса, — и довольно простой. Возьмите короля, королеву и голос совести, поместите их в розовую столовую вместе с вареными яйцами, кофе и гренками. Добавьте целую французскую гувернантку. Король и королева должны быть заранее хорошенько исколоты и забинтованы, а голос совести должен быть очень отчетлив.
— И это все? — спросила королева.
— Почти, — ответила гувернантка. — Нужно только еще завязать королю и королеве глаза и так держать их до тех пор, пока голос совести не досчитает до пятидесяти пяти, но очень медленно.
— Будьте так добры, — попросила королева, — завяжите нам, пожалуйста, глаза салфетками. Только сложите их, если можно, монограммами внутрь, потому что царапины на наших лицах еще не зажили, а королевские монограммы очень твердые и жесткие — они вышиты мелким бисером по специальному заказу.
— Я буду очень осторожна, — заверила гувернантка.
Как только глаза короля и королевы оказались завязаны и голос совести начал считать: «раз, два, три, четыре», Озилиза быстро стала переодеваться. Она сняла нелепую шляпку и седой парик, а под пышным и безвкусным фиолетово-черным нарядом французской гувернантки у нее оказалось простое и изящное белое платье принцессы. Ненужный наряд она засунула в камин, шляпку — в ящик для угля, а парик затолкала прямо в кофейник. Как раз вовремя, потому что голос совести уже произносил:
— Пятьдесят три, пятьдесят четыре, пятьдесят пять!
Тут король и королева стащили свои повязки и увидели, что перед ними стоит
— живая и здоровая, с сияющими глазами и раскрасневшимися щеками — та самая принцесса, которая, как они думали, была убита тысячью стрел из тысячи тугих арбалетов.
Принцесса заговорила первой.
— Доброе утро, ваши величества, — сказала она. — Боюсь, что вам привиделся дурной сон. Мне тоже. Постараемся забыть о нем. Надеюсь, вы еще погостите немного в моем Замке. Я буду очень рада. Простите за причиненные вам неприятности.
— Они были заслуженными, — призналась королева. — Но теперь, когда мы услышали голос совести, мы мечтаем лишь о том, чтобы вы нас простили.
— Ни слова больше об этом! — прервала принцесса. — Позвольте, я заварю вам свежего чаю. И сварю еще яиц — ведь эти остыли. И гренки все рассыпались. Но мы приготовим завтрак заново. Ужасно жаль, что вы так исколоты. Сильно болит?