Выбрать главу

- Я приближался к оазису, когда от песчаного холма отделилась чья-то фигура. Человек держал за узду верблюда. Он трижды поклонился до земли. Он передал мне кошель с сокровищами и другой кошель с золотом и сказал... Что ты сказал?

Марабу, впивавший слова рассказа с почтительной дрожью, поднял руки и просто сказал:

- То же, что и теперь! Прости, любимец звезд! Сжалься, хозяин и повелитель коврика!

- Совершенно верно, - сказал профессор. - Дело в том, что, очнувшись на островке, я, между прочим, хватился коврика, того самого коврика, о котором я уже упоминал, коврика, которым я завладел накануне по всем правилам искусства. Но на острове коврика не было. Так, по крайней мере, мне показалось. Но должно быть, я ошибался. Когда появился мой смуглый друг и приветствовал меня поклоном под сенью песчаного холма, я увидел коврик под моей седельной лукой.

- Тебе вернул его джинн, - прохрипел марабу. - Я кидал в тебя каменьями! Я взял коврик силой! Но не силой, а хитростью, не покупкой, а кражей, не правдой, а обманом - так переходит из рук в руки священный ковер.

Здесь я, Ибрагим, сын Салиха, осмелился вставить слово дрожащим голосом:

- Племянница моя Амина, - сказал я, - только что рассказывала о чудодейственном коврике, принадлежавшем некогда трем багдадским нищим. Он переходил из рук в руки именно так, как объяснил марабу. Наверное, это тот самый ковер, о котором идет речь.

- Безусловно, - сказал профессор. - Итак, мой смуглый друг поднялся и приветствовал меня упомянутым поклоном. Что я сказал тебе, марабу?

- Ты сказал, господин: "Видишь коврик? Я сначала его не заметил, а теперь вижу. А ты его видишь, марабу?"

- Правильно. А что ты ответил, марабу?

- Я ответил: "Вижу и повинуюсь. Он добыт хитростью, кражей и обманом. Коврик твой, и сила коврика к твоим услугам".

- А я что ответил?

- Ты сказал: "Я хозяин волшебного коврика и хочу видеть его джинна. Вызови джинна!"

- Правильно. А ты что ответил?

- Я сказал: "Господин, этот джинн свирепого вида. На него нельзя глядеть без содрогания. Это - невероятный джинн, чудовищно злобный, и Аллаху угодно было наделить его всей силой, доступной джиннам. Не нужно, господин, отмени свое приказание!"

- Так ты сказал. Верно! Тогда я спросил тебя, видел ли ты сам джинна. Ты видел его?

- Часто, господин, но не чаще, чем было нужно. Вид его таков, что люди бросаются ничком на землю, чтоб от ужаса не потерять сознания. Страшный пар струится из его ^ноздрей и ядовитого насмешливого рта. Он может раздавить, как червяка, человека, который его потревожил. Не надо джинна, отмени свое приказание, господин!

Марабу говорил с шипением, как шипят сырые дрова, и глаза его пылали неистово. Все, кто был в комнате, от Башира до вооруженных людей, содрогнулись. Профессор выждал мгновение и снова обратился к марабу.

- Что сказал я тогда? - спросил он, понижая голос.

- Господин, - закричал марабу,- ты сказал: "Пусть земля и небо разверзнутся, пустыня станет морем и все черти вылезут из своих купален, все равно, вызывай джинна!"

Все в комнате содрогнулись. В наступившей мертвой тишине профессор прошептал:

- На это я ответил: "Два моих друга странствуют в опасности бесчисленных ночей. Ты, марабу, открыл мне это сам. рассыпая песок на коврике. Я хочу знать, в чем заключается опасность. Я хочу знать, где эта опасность. Я хочу знать, где мои друзья. Вызови джинна!" А ты что ответил?

- О хозяин коврика, не стоит заклинать джинна. Я знаю, где твои друзья. Прежде чем ты отнял у меня ковер хитростью, кражей и обманом, я прочел это в узорах песка с помощью духа. Ради этого не стоит тревожить страшилища.

Все присутствующие испустили стон облегчения. Все, от вооруженных людей до Башира, боялись, что рассказ дойдет до заклятия джинна и что будет описано его лицо. Профессор сказал:

- Так сказал ты, а я крикнул: "Ты знаешь, где они? Веди меня к ним немедленно!" И тогда ты привел меня в этот дом. в дом Башира, сына Абдаллы.

Он помолчал немного и, повысив голос, прибавил:

- Башир, сын Абдаллы, в восьмом колене сын Абдаллы, сына Башира, я рассказал тебе, как я сюда попал и почему я здесь в неурочное время.

Башир обмахнулся веером.

- Ты рассказал мне сказку, как Амина. И одного ты не сказал: зачем ты, собственно, сюда пришел?

- Я пришел за моими друзьями.

- Тебе нелегко будет увести их против моей воли.

- Я и не думаю уводить их без твоего согласия. Я приношу более чем достойный выкуп за их освобождение.

- А что же?

- Коврик твоих праотцев, украденный двести лет тому назад другом Тотлебена Абу-Лагдаром и с тех пор укрепившийся в его семье.

Башир презрительно фыркнул:

-- Ты приносишь тряпку и говоришь: вот коврик твоих праотцев. Почему ты знаешь, что это тот самый коврик?

- Коврик твоих праотцев был белый, красный и желтый?

- Да.

- Он уже тогда был старый и потертый?

- Да, - неохотно согласился Башир.

- Были у него особые приметы? Слышал ты когда-нибудь о них?

- Нет!

- Ты никогда не слышал, что нити коврика складываются в подобие лица злого, ехидного, глумливого лица, точь-в-точь как у коврового джинна?

- Нет, - крикнул Башир.

- Ну так смотри, и увидим, посмеешь ли ты на него глядеть, - сказал профессор и развернул коврик, спрятанный у него под полой.

Я увидел коврик длиной в три фута, красный, белый и желтый, как пустыня, источенный годами, протертый коленопреклонениями. А посредине я заметил очертания ехидного, злого лица с широко раскрытым ртом. Я содрогнулся, и все содрогнулись в комнате, от Башира до вооруженных людей.