– Все будет хорошо, моя девочка, – бабушка обняла Юлю, поцеловала в рыжую шевелюру. – Хочешь котлетку?
– Нет, – Юлька заглянула в добрые бабушкины глаза. – Ты-то хоть мне веришь?
– Конечно, милая! Я тебе всегда верю.
Полная, круглая, уютная бабушка с добрыми, сдобными, как те булочки, что она пекла, руками. Она всегда верила внучке. Даже когда не верил никто. Юле вдруг стало хорошо и спокойно. Все получится, все будет хорошо. Ведь рядом бабушка, а это само по себе волшебство.
– Бабушка, а что такое волшебство? Как оно получается?
– Волшебство, – бабушка ловко перевернула пышную котлету на сковороде, – это когда ты кому-то отдаешь самое дорогое, что у тебя есть. Когда тебе все равно, что будет с тобой, главное: чтобы все было хорошо с теми, кого ты любишь.
– А что самое дорогое у Матроскина?
– Ты, – рассмеялась бабушка. – Он тебя больше всех любит. Ты – его сокровище. Ну, кроме лап, хвоста и усов, конечно.
– Значит, выходит, что я – волшебная? – Юля недоверчиво хмыкнула.– Но я же самая обыкновенная!
– Но не для него. Ты вспомни, как его нашла: он замерзал в снегу, и вдруг пришла добрая фея, отнесла домой, в тепло, закутала в пушистый плед, дала вкусного молока. Разве это не волшебство?
Вот дурочка глупенькая! Как же она сама не догадалась!
Юля бросилась в комнату, подбежала к зеркалу.
– Господин гном, покажитесь, пожалуйста!
– Пообедать спокойно не дадут! – гном, ворча, вышел из зеркала, поправил белоснежную салфетку, повязанную вокруг шеи. В руках он держал огромный пирог с мясом, с аппетитом откусывая от него большие куски. – Какая же ты приставала липучая! Невозможно просто! Ну что опять-то?
– Я – самое дорогое, что есть у Матроскина, – твердо сказала Юля. – Возьмите меня, пожалуйста. Я все могу: подметать полы, жарить картошку – меня бабушка научила. И даже пуговицу могу пришить.
Гном подавился пирогом, и, закашлявшись, спросил:
– А как же родители, школа, бабушка? Вообще все? Ко мне попадешь – обратно уже не вернешься.
– Мне их, жалко, конечно, – вздохнула Юля. – Но у них есть они. Ну, в смысле у мамы – папа, у папы – мама. У бабушки они оба. И еще мой младший брат. А у Матроскина никого, кроме меня.
Гном сверкнул взглядом из-под кустистых бровей, доел пирог, шмыгнул носом и вздохнул:
– Ладно.
Юля обвела комнату взглядом, прощаясь с привычной жизнью и Матроскиным, шагнула к зеркалу.
– Куда? – гном раскинул руки, загораживая собой зеркало. – Стой, рыжая прилипала!
Он коснулся кончиками пальцев Юлиных волос. Вокруг девочки заплясали золотистые огоньки, короной обхватили голову. Юля зажмурилась. Больно не было, было щекотно и приятно. Гном щелкнул пальцами. В воздухе вспыхнули золотисто-рыжие нити. Гном ловко сплел из них полосатый колпак, водрузил на голову и исчез. Через миг появился, придирчиво осмотрел себя в зеркале. Потом достал из кармана половинку старого колпака, подбросил, колпак вспыхнул, рассыпался на оранжево-охряные полосы. Они устремились к кровати, на которой лежал Матроскин, обволокли его и рассыпались полосками на шерсти, словно рыжая тельняшка. Матроскин открыл глаза, чихнул, вскочил на ноги, зашипел, выгнул спину и немедленно бросился к гному.
– Даже не думай! – крикнул гном и молниеносно скрылся в зеркале наполовину.
Сняв башмак, он погрозил им коту:
– Как же я ненавижу кошек! Они единственные, кто нас видит даже в волшебных колпаках. И не только нас.
Юля подхватила кота на руки.
– А как же я? Вы меня не забираете? Вы… оставляете меня здесь? – она все еще не могла поверить в такую удачу.
Матроскин лизнул ее в нос.
– Больно ты мне нужна! – хмыкнул гном. – Если бы котлеты жарить умела или пироги печь, я бы еще подумал. А пуговицу я и сам пришить могу. Чтобы пошить заново волшебный порванный колпак, мне нужно было самое дорогое, что есть у этого мерзкого животного – твоя преданность ему. Преданность – и есть волшебство. Потому что самое большое его сокровище – это верный друг, то есть ты.
Гном скрылся в зеркале, но через минуту из зеркала снова показалась его голова:
– Ты… это.. мне потом пару бабушкиных котлет возле зеркала оставь. И чтоб никаких котов рядом и рыжих девчонок-прилипал! Только котлеты!