«Статуя», – подумала Лекса, - «ну чистой воды античная статуя. Наверняка, последствия многочисленных пластических операций».
- Извините, - обратилась она к женщине, - могу я посмотреть гобелен?
- Гобелен, – хозяйка дома произнесла это слово медленно, словно пробуя на вкус, - ах да, конечно. Это здесь.
Она открыла маленькую неприметную дверь в углу гостиной и жестом пригласила девушку войти. Лекса переступила порог, комната была темной.
- Простите, вы забыли зажечь свет.
Громкий щелчок запираемого замка послужил ей ответом. Девушка была настолько изумлена, что потеряла дар речи. Одна, в полной темноте, она постояла несколько мгновений неподвижно. Рядом послышался тихий шорох. Он-то и послужил детонатором, взорвавшим бомбу страха. Ноги стали ватными, в горле пересохло, позвоночник сковало холодом. Она сглотнула тяжелый ком в горле и закричала:
- Выпустите меня немедленно, откройте дверь!
Лекса бросилась назад к двери, но нащупала лишь мокрую кирпичную стену. Прижавшись к ней спиной, вытянула вперед руки. Пальцы натолкнулись на точно такую же кирпичную кладку. Oна судорожно ощупала пространство справа и слева - везде одно и тоже. Заперта в каменном мешке! Ноги подкосились, она обессилено сползла на пол. И вдруг крошечная каморка заполнилась зеленоватым свечением, все пришло в движение. Cтены начали стремительно расширяться, буквально помчались в стороны, пол резко ушел вниз. Лекса покатилась по откосу. Раскинула руки, пытаясь зацепиться за что-нибудь, но захваченная вихрем движения, потеряла сознание...
...Яркий свет слепил глаза даже сквозь сомкнутые веки. С трудом приоткрыв глаза, оглушенная, она медленно приподнялась. Увидела перед собой распахнутую дверь. За дверью было …
…Лето. Mаленький частный аэродром утопает в жарком мареве предполуденного зноя. Мама в цветастом платье наклоняется поцеловать Лексу, но девочка уворачивается, упрямо мотнув головой.
- Не обижайся! И соскучиться не успеешь, а мы уже вернемся. Ты еще слишком маленькая для полетов. Мы с папой только сделаем пару кругов над городом и сразу назад. Будь послушной девочкой и собери нам букет.
Они поднялись на борт самолета, а Лекса в сердцах пнула ногой валявшуюся в траве бутылку из-под кока-колы. Обида душила, и откуда-то появилось тайное знание: ее обижать нельзя! Девочка сорвала одуванчик, потрепала стебелек, и,вытянув из него нить, пошла навстречу взрослой Лексе, а нить тянулась за ней, удлиняясь, разматываясь, наливаясь пурпурным цветом.
Она подошла вплотную к дверному проему, девушка бросилась к ней, но натолкнулась на невидимую преграду. Девочка улыбнулась Лексе и прижала нить к стеклу. Неизвестно откуда взявшийся паучок подхватил край и заметался по прозрачной преграде, свивая причудливый узор. И где-то там, в центре узора запутался, заметался маленький самолетик, и захлебнувшаяся слезами взрослая Лекса, била кулаками по стеклу, пытаясь выцарапать его из смертоносной петли. Рядом отчетливо щелкнули ножницы и самолетик заскользил вниз. A девочка улыбалась, и улыбка ее все больше напоминала злобную гримасу.
Лекса не знала сколько продолжалось горестное оцепенение. Просто скорчилась на полу, прижавшись щекой к холодному камню, а сзади медленно открывалась вторая дверь и женский голос властно приказал:
– Смотри!
… Полутемный бар утопал в клубах табачного дыма, за плотной завесой которого медленно двигались танцующие пары, подчиняясь отупляющему ритму транса. Эдди размешал лед в стакане, поиграл дорогой зажигалкой:
- Послушай, Лекса! Ты - классная девчонка, но не люблю я эти длительные отношения. Мой кайф - одна ночь. Как охота, понимаешь? – oн приподнял ее подбоpодок двумя пальцами, чуть наклонил свою тщательно причесанную голову, заглянул в зеленые глаза, и отшатнулся, растерявшись.
Такую горькую обиду, вот-вот прорвущуюся едва сдерживаемыми слезами, прочел он там, что понял: сегодня легкого прощания не получится. И обычный в таких случаях дежурный трёп неуместен. Чутье профессионального охотника подсказало: лучше уйти молча. В глубине души завозился червячок подозрения, что все это добром не кончится. Tаких, как она, нельзя обижать!
Лекса молчала, упорно изучая полированную поверхность стойки бара. Эдди пошел к выходу, пробираясь среди танцующих, ощупывая взглядом особенно симпатичных девушек.
A Лекса поглаживала кончиками пальцев теплое дерево стойки, пока не нащупала кончик нити, потянула ее. Нить сползла на пол, змеей зашуршала по стеклу, к которому с другой стороны прижалась та, вторая Лекса. И снова тот же расторопный паучок метался, старательно плетя узор смерти, но на этот раз не было самолетика, а был пьяный водитель, который неудачно дал задний ход. И был Эдди, расплющенный между задним бампером и стенкой тупичка, в котором находился бар. И все это: крики водителя, предсмертный хрип и кровь на асфальте, потонуло в сложном плетении паутины, а та Лекса, которая смотрела на это все из старинного особняка, тихо шептала: