Виктор Юрьевич тяжело опустился в кресло напротив неё. Силы у обоих были на исходе. Он достал из верхнего ящика стола разломанную шоколадку и положил на стол между собой и Владой.
— Хотите?
Она молча покачала головой и закрыла глаза. Зашумел, закипая, электрический чайник.
— В чём ваша проблема? — произнёс Виктор Юрьевич, греча ложкой в банке с сахаром.
Влада досадливо сморщилась. Сколько можно говорить об одном и том же. Она, конечно, не специалист в психологических методах, но постоянные разговоры о чувствах и ощущениях мало того, что начинали её раздражать, как ещё ни капли не помогали.
— Разве до сих пор не ясно?
— Нет, — усмехнулся Виктор Юрьевич. Иногда в его голосе проступал такой циничный сарказм, что Владе хотелось выйти и хлопнуть дверью изо всех сил. Будь в ней хоть чуточка темперамента, она бы так и сделала. — Вы сидите тут, сосредоточенно думаете свои мысли. Улыбаетесь иногда так смущённо, как будто на ногу мне наступили. Я не вижу вашей проблемы.
От возмущения Влада распахнула глаза.
— Что может быть хуже того, чтобы существовать в обрывках реальности? Неужели мне ещё придётся объяснять вам, почему это мне не нравится?
— Да нет. — Виктор Юрьевич отломал дольку шоколада, покрутил в руках. В чашке остывал зелёный чай. — Объясните это себе. У вас же нет проблем. Вы просто подумали, что с точки зрения нормального человека так существовать — неправильно. Но вы же так существовали всегда, всю предыдущую жизнь. Почему вдруг решили измениться? Кто сказал вам, что нужно измениться? Вдруг мы все существуем в своих обрывках реальности. Ну вдруг. Откуда вы знаете.
Она открыла рот, чтобы ответить, и закрыла. Ответить было нечего. Откуда она знала, в самом деле.
— Знаете, — сказал психотерапевт. — Ко мне приходят разные люди. Я вникаю в их жизнь. Приходится вникать. У большинства мир — тёмный и страшный. В нём на самом деле не хочется жить. Хочется в петлю — и привет. А у вас нет такого. У вас нормальный, спокойный, благоустроенный мир. Так в чём ваша проблема?
Влада задумалась. Глядя на неподвижный кран, она тяжело — как мельничный ворот — провернула в мыслях свой август и всё, что было после.
— Вы хотите сказать, мне нужно просто жить, как раньше? — спросила она осторожно. Таким же тоном могла спросить у Ли: «Вы думаете, эту статью лучше не публиковать?». Она бы выслушала его ответ и сделала, как он сказал. Даже если бы внутри посчитала, что нужно делать по-другому.
Виктор Юрьевич резко откинулся на спинку кресла, так что кресло застонало.
— Я ничего не хочу сказать. Решите сами.
— Я… — Влада осеклась. Что же в самом деле было не так? Ведь что-то было, иначе она не пришла бы сюда просить помощи.
И вдруг вспомнила.
Свежим августовским утром она сидела посреди комнаты, на табуретке. В открытое окно кричали ласточки. С одиннадцатого этажа, окнами выходящего во двор, не было слышно никакой другой жизни кроме ласточек.
Вещи по комнате были разбросаны в творческом беспорядке: Влада собиралась уезжать в экспедицию. Самое необходимое в Мёртвой долине — три блокнота и лес чёрных булавок, воткнутых в пенопластовый лист. Остальное — мелочи. Без остального можно было бы обойтись.
Ещё у неё была сумка через плечо и пузырёк с кирпичной крошкой и кровью. Это уже на крайний случай. Но вообще-то, какая разница, её всё равно не взяли. Пузырёк с кирпичной крошкой и пенопласт, утыканный булавками, как ёж, теснились на подоконнике. Владе подумалось — вышвырнуть их что ли в окно.
Была бы в ней хоть капля темперамента, она бы так и сделала. А ещё — высказала бы на кафедре всё, что она думает. Так, чтобы точно не забыли. Но она и сейчас прекрасно понимала, что сидение на табуретке в центре вещевого хаоса станет её самой сильной истерикой. Влада нервно и виновато улыбалась, как будто в трамвае кому-то наступила на ногу.
Собственная улыбка в дверце шкафа казалось ей дикой. Впрочем, какая разница, всё равно ведь никто не увидит.
— Про тебя забыли, — сказала Влада своему отражению в стеклянной дверце шкафа.
Виноватая улыбка в ответ.
— Тебя бросили. А знаешь, почему? Потому что ты пустое место.
Холодок пробежался по позвоночнику, как будто кто-то открыл дверь в давно заброшенный подвал, и оттуда вырвался похоронный ветерок.
— Никому до тебя нет дела, — сказала Влада голосом, в котором сплелись интонации мамы, Ли и той огромной тётки, которая вчера в автобусе обругала её коровой. — Ни ума, ни красоты, ни таланта. А ты что вообще хотела, чтобы тебя все вокруг обожали? Сядь на последнюю парту и молчи оттуда.