Её бывший мир начинался и заканчивался у электрического чайника на кафедре, а потом — кафельные плиты и старая половая тряпка, но вспоминать это было уж совсем грустно. Были ещё оранжевые абрикосы над дорогой, но абрикосы ей не принадлежали, то был чужой мир, из которого она воровала по кусочку.
Виктор Юрьевич смотрел выжидающе, и Влада поняла, что вряд ли сможет ему объяснить. Тем скупым набором слов, которым изъясняются люди, невозможно выразить новый мир, не наговорив банальностей.
— У меня эйфория, — сказала она и улыбнулась. — Я необъективна.
Он склонил голову на бок. Влада поняла, что от неё снова ждут объяснений.
— Каждый день — он новый, — попробовала она. Слова на вкус тоже были новыми. Раньше она их не чувствовала так.
— Это не эйфория. Просто жизнь, — произнёс он наконец.
Влада потянулась к его шоколадке и отломала себе кусочек.
— Вы выглядите совсем по-другому, — заметил он, и морщинки у глаз сделались ещё глубже.
Влада застенчиво опустила взгляд в кофейную чашку. В городе оказалось столько новых улиц, что она решила проходить по одной в день, чтобы рассмотреть их все. На Старой Военной нашёлся деревянный дом в зарослях орешника. На улице Лебедя — высотка с круглыми окнами. Проспект Конфетти поразил её замолкшим фонтаном с бесформенной скульптурой в центре.
— Вы меня спасли, — сказала она всё-таки.
Виктор Юрьевич покивал, скупо улыбаясь.
— Дай-то бог, всё наладится.
Когда он ездил забирать её из дома на окраине села, он сказал точно так же: дай-то бог. А потом Влада узнала, что комната на втором этаже превратилась в её собственный склеп, выложенный кафельной плиткой. И было, наверное, очень страшно, в темноте и затхлости искать девчонку, которая кусает тебя за пальцы, стоит только протянуть ей руку.
Он привёз её в город, и как только втащил в свой кабинет, та-Влада исчезла из-под его пальцев вместе со всхлипами, порванным свитером и запахом подвала. Виктор Юрьевич выдвинул на середину комнаты ещё один стул и приказал: «Садись».
Её пришлось долго отпаивать кофе, откармливать шоколадом и гладить по голове, прежде чем она согласилась простить.
Влада сама вернулась в институт и разломала громадную конструкцию из пенопласта и чёрных иголок. И как только клочья пенопласта оказались в мусорном ведре, в коридоры хлынул поток студентов. Кто-то поздоровался с Владой, припоминая, что она вела у них семинары в прошлом году. Симпатичный ассистент с соседнего факультета завёл какую-то бессмысленную беседу.
Ближе к обеду на кафедру вплыл важный Ли и презентовал ей сборник с её статьёй. Явилась технический секретарь кафедры и громогласно назначила день отчёта для аспирантов, вперился взглядом во Владу. Мол, смотри у меня, только попробуй не прийти. Проходя мимо буфета Влада увидела, что он наконец открылся.
— Дай-то бог, — повторил Виктор Юрьевич. — Тогда мне не страшно оставить вас. Да?
Она кивнула, допивая одним глотком остатки кофе.
— До свидания?
Оба вопроса были тонкими ниточками, и каждый из собеседников ждал, когда другой порвёт разом обе.
— Всего доброго, — произнёс Виктор Юрьевич и поднялся.
Влада упустила его из виду, потому что рассматривала платье маленькой девочки, вошедшей в кафе с родителями. Она потом обернулась — психолога уже не было ни в кафе, ни на клочке улицы перед ним. Наверное, ушёл к автобусной остановке.
Рыжая собака лакала воду из лужи. Влада зажмурилась от солнечного света. Снаружи её тёмного подвала с кафельными стенами было так много света.