И вот, на склоне Кото-но магапэ-но саки, на холме Умакаси-но вока, был поставлен котел с кипящей водой, всех привели туда и велели пройти испытание, сказав при этом так: «Тот, кто говорит правду, останется невредим. Если солжешь, то непременно пострадаешь».
Это и именуется испытанием кукатати. А еще — кладут в котел грязь и варят. Туда суют руку и погружают глубоко в грязь. Или же раскаляют топор до цвета пламени и кладут на ладонь.
И вот, все опоясались шнурами из бумазеи и стали по очереди подходить к котлу и подвергаться испытанию. И все, за кем была правда, остались невредимы, а лгавшие ошпарились. И тогда, увидев это, те, кто лгал о своем происхождении, испугались и не посмели приблизиться к котлу. Вот так были проверены все роды и семьи, и с той поры лжи уже не случалось.
[6. Человек из племени ама]
Осенью 14-го года, в день Киноэ-нэ 9-го месяца, когда новолуние пришлось на день Мидзуното-но уси, государь изволил охотиться на острове Апади. В то время в горах и долинах было полным-полно больших оленей, обезьян и кабанов. Они вздымались внезапно, подобно пламени, шумели, как мухи. Однако вот уже и день кончился, а ни одного кабана поймать так и не удалось. И стали они тогда проводить гадание. Бог острова, наводя порчу, сказал: «Это из-за меня охота не удается.
Дело в том, что есть на дне моря Акаси белая жемчужина. Если мне добудут эту жемчужину, я не буду мешать вам поймать кабана».
Призвал тогда государь людей племени ныряльщиков ама из разных мест и повелел им обшарить морское дно у Акаси. Но море было глубоко, и достать до дна никто из них не мог.
И сыскался тогда один человек из племени ама. Звали его Восаси. Родом он был из селения Нага-но мура в провинции Апа. Превосходил он всех прочих ама. Вот, обвязал он поясницу веревкой и пошел по дну морскому. Через некоторое время выходит и докладывает: «Там, на морском дне, лежит огромная раковина апаби. От нее исходит сияние». Тут все говорят ему: «А жемчужина, которую просит бог острова, она-то есть в утробе апаби?»
Снова вошел Восаси в воду, чтобы проверить. И вскоре всплыл на поверхность, держа в руках огромную раковину апаби. И тут дыхание его пресеклось, и он умер на волнах. Тогда бросили веревку, чтобы измерить глубину моря, оказалось — шестьдесят пиро.
Открыли раковину — а там и в самом деле жемчужина. Размером с плод персика.
Поднес ее государь богу острова и стал охотиться. Убил много диких кабанов. Только горевал он, что Восаси, войдя в море, там и погиб. И государь приказал устроить ему пышные похороны. Могила его сохранилась до сих пор.
Свиток XIV
Государь Юряку
[6. Ошибка Сугару]
В день Хиното-но и 3-го месяца, когда новолуние пришлось на день Каното-но ми, государь решил предложить государыне и младшим супругам-наложницам собственноручно собрать тутовые листья на корм гусеницам шелкопряда. А человеку по имени Сугару приказал он собрать со всей страны гусениц шелкопряда [яп. ко]. Сугару же, не поняв его, по ошибке собрал со всей страны младенцев [яп. ко] и поднес государю. Государь очень смеялся, а человеку по имени Сугару приказал: «Вот и корми их сам!»
Сугару растил этих детей внутри дворцовой ограды. Государь пожаловал ему титул главы рода Типиса-ко-бэ-но мурази — рода Маленьких Детей.
Перевод и комментарии Л. М. Ермаковой
«МАНЪЁСЮ»
Первая антология «японской песни» вака — «Манъёсю» («Собрание мириад листьев»), увидевшая свет в середине VIII в., представляет собой редчайшее явление в мировой литературе. Еще не имея разработанного письменного языка, пользуясь заимствованной из Китая иероглификой для фонетической записи слов, на заре развития национальной культурной традиции японцы сумели создать уникальный свод народной и профессиональной поэзии, объединивший все известные к тому времени жанры и формы стиха почти за четыре столетия.
Песни безвестных крестьян из отдаленных провинций, рыбаков и пограничных стражей, народные легенды и предания соседствуют в книге с утонченными любовными посланиями императоров и принцесс, с цветистыми одами придворных стихотворцев, с великолепными пейзажными зарисовками провинциальных поэтов. Более четырех с половиной тысяч произведений, вошедших в «Манъёсю», представляют поэзию древней Японии во всем ее богатстве и тематическом разнообразии, которое особенно заметно при сравнении с каноническими собраниями куртуазной лирики раннего Средневековья.