– Ожидание смерти хуже самой смерти. Но вам, уважаемая, это кажется невдомёк, – ответил ей снизу Ананд. – Лев, благодарю за понимание, будьте любезны, сделайте из моего портрета самолетик и бросьте между пролётами – я потом подберу, если дойду, конечно. Спасибо.
– Обязательно! – крикнул Лев, пытаясь сбросить с плеч руки Омелы, – Матушка, вы мне мешаете, – сдержанно добавил он.
Омела дернулась, будто получила пощёчину, и тяжело опустилась на ступеньки с другой стороны лестницы. Рич поймала себя на том, что не может отвести глаз от лица художника: резкие, заострённые страхом черты вдруг обрели мягкость, даже остатки волос, прежде беспорядочно ворох обившиеся вокруг лысины как будто улеглись, глаза неотрывно следили за порхающей над листом рукой. Он, оказывается, левша.
Рич вдруг поняла, что не может на него обижаться. Мастер работает, отвлекать его другими дорогами, чего бы те не сулили – святотатство. Сама бы нарисовала его сейчас, если бы умела. А в сущности, что она может? Магистр великолепно продумывает стратегию игры, Омела проповедует так, что ей затаив дыхание внимают многие, Лев рисует, а она… Рич достала из рюкзака флягу, напилась и, спустившись до следующей площадки, прилегла на ковер, положив под голову рюкзак.
– Рич? – в голосе Льва скользнула тревога.
– Всё в порядке. Отдыхать, так отдыхать. Разбудите, если усну, – вяло отозвалась она. Сделанное только что открытие сильно не понравилось. Все-таки что же она умеет? Шастать там, куда другие даже заглядывать бояться – всплыл в голове, напрашивавшийся сам собой ответ. Разве что, только кому от этого легче? Неужели она им завидует?
Рич бросила думать об этом, стоило руке Льва вновь оказаться в её ладони. Шли, пока у девушки не появилось ощущение, что это не они идут по лестнице, а она кружит вокруг них в завораживающем, грустном вальсе – бетонная красавица в дерзком красном платье, с ожерельем из жемчужин-светильников на высокой груди. Интересно, каким Лев изобразил бы её лицо? Только открыла рот, чтобы спросить…
– Рич? – Омела. Что за хамская привычка хватать за полу пижамы? – Остановись, пожалуйста.
Пришлось – куда деваться. Матушка умеет ломать очарование. Рич обернулась.
– Я, это. Отойдём на минутку? – руку Льва, согретую своим теплом, пришлось оставить.
– Мне по нужде надо, едва терплю, – зашептала на ухо Омела. – Что делать?
– Как, что. Пошли в коридор, комнаты там такие же, как наши, – усмехнулась Рич. – Лев, ты с нами, или здесь подождёшь?
– С вами.
Дверь отворилась от легкого толчка. На путников тут же обрушилась какофония звуков. Не сделав и двух шагов, Омела лишилась чувств. Лев выскочил на лестницу, точно ошпаренный. Рич бросилась вслед за художником, сжимавшим ингалятор в руках, торопливо объяснила, что к чему и силой затащила обратно – одной ей Омелу не утащить, нужны мужские руки. Вернувшись, заметила, что под так и не очнувшейся Матерью растеклась желтоватая лужа.
Лев убегал ещё дважды. Пришлось орать на него до хрипоты и даже хлестать по щекам. Стоило занести бездыханную Омелу в первую попавшуюся комнату, зажечь там люстру и отдышаться – такой тяжелой оказалась женщина – блаженная тишина не заставила себя ждать.
– Уф, – справляясь с новым приступом удушья, оперся на стол ладонями Лев.
Девушка набрала ведро воды, брызнула Омеле в лицо. Та вздрогнула, села, беспомощно оглядела комнату. Жива! Рич кинулась к ней, обнимала, объясняла и улещивала, затем помогла подняться и увела в ванную. После душа до красноты растёрла женщину полотенцем и вернулась в комнату – Лев вновь рисовал. И хорошо. Девушка нашла в шкафу свежую пижаму, дала её Омеле и только после этого позволила себе сесть на кровать.
– Ты знала? – не отрывая глаз от рисунка, поинтересовался Лев.
– Зла не хватает, я так привыкла к голосам в коридоре, что забыла вас предупредить, – всплеснула руками Рич.
– Бывает. Как Омела?
– В порядке.
– Значит, обошлось.
Матушка зашла в комнату тише воды, испуганно озираясь по сторонам, осторожно прокралась к кровати и опустилась рядом с Рич:
– Вы как хотите, а я в коридор ни ногой, – кивая на дверь, глухо сказала она.
– Смотри на меня, – Рич взяла из ванной тряпку, схватила ведро и вышла в коридор, «позабыв» затворить за собой дверь. Душераздирающие крики, лязг и топот невидимых ног не помешали ей убрать последствия конфуза Омелы, расширенными от ужаса глазами наблюдавшей из-за двери за размеренными движениями девушки. Та сменила воду, помыла часть коридора совершенно не нуждавшуюся в уборке и только после этого вернулась в комнату. Там тоже было мокро.