А в тысячах световых километрах от Рая кипела работа над картой, оставалось только нанести Дворец Светлого. Нуаду провел пальцем по желтой бумаге старого плана. Рыцарь осторожно взял ее и попытался понять, в каком точно месте стоит сейчас замок. Положив карту обратно, он произнес:
– Последний раз, когда я был дома, дворец находился в совершенно другом месте. – Рыцарь на секунду задумался. – Я, по правде, даже не помню то время, когда это здание стояло там. Видишь этот жилой комплекс, я его еще просил не рисовать. Кажется, сейчас он тут.
– В смысле «кажется»?! – вспылила Агреас.
– Дворец постоянно меняет местоположение. Я не могу тебе точно сказать, где он будет находиться на следующей неделе. Саваоф считает: так можно защитить Дворец, потому что никто не знает, где он точно в данный момент, и в любой момент он может перекочевать в другое место во всей вселенной. – Нуаду провел рукой по шлему, словно поправляя растрепавшиеся волосы. Рыцарь отлично помнил, как Дворец выглядел, его зловещий вид, мрачную белизну и страшные абсолютно пустые комнаты. – Это здание нужно опасаться и лучше к нему даже на расстояние пушечного выстрела не подходить. Там есть белые помещения. В них всегда холодно, словно там живет сама смерть.
– Хм. – Протянула Агреас, откидываясь на спинку стула. – В Аду тоже есть такие комнаты, обычно в них влачат свое жалкое существование последние изначальные демоны. К ним редко кто заходит, они никому не нужны более, многие из них уже считаются мертвыми. Не пойми меня не правильно, мы любим своих предков, мы помним их, но эти комнаты. Новые Тени, которыми становятся перерожденные демоны, обычно очень кровожадны, а трапезничающие могут съесть заживо и не заметить. – Демонесса со страхом оглянулась на дверь и, облегченно вздохнув, достала сигарету из небольшого футляра. – Я однажды попала в такую западню, ошибившись комнатой. Приятного мало, ощущение будто тебя в водоворот депрессии засасывает. Мне катастрофически повезло, мимо проходил Марбас, услышал возню и плачь, ну, и буквально вырвал меня из цепких лапок Бесов. – Агреас опять передернуло. После этого случая Джоан посещали частые панические атаки, ее руки постоянно дрожали, а магия все не могла придти в нормальное русло. Порой Марбас насильно заставлял ее ложиться спать, чтобы она могла хотя бы немного придти в норму и успокоиться, но это помогало только на то время, что Чезаре варил успокоительные. Это были очень сильные препараты, в том числе и магические, и, пока рядом не было ее брата, Марбас неустанно следил за дозировкой.
И сегодня была приготовлена новая порция, чтобы Агреас могла без проблем нарисовать понятную карту. Руки демонессы не тряслись, а магия была сосредоточена настолько, что в ней практически не читалась жертва аутодафе. Оголенные ноги и руки не напоминали угли, цветочные узоры на рубашке были яркими, словно вышитыми только сегодня. Единственное – обугленная кромка на подоле – намекало на страшную смерть простой служанки Джоан Гоф. Она уверенным взмахом руки начала проводить каллиграфические узоры на карте. Красные, большие буквы складывались в слова, Агреас подписывала в примечаниях: «Где точно находится Дворец – неизвестно».
– Я слышал, что около белых комнат всегда ползут какие-то шепотки, а еще там иногда пропадает народ. Человек заходит во дворец и растворяется. Многие ссылаются на забавы дочери Светлого, но даже если так, то что-то должно остаться. Думаю, в белые комнаты устроены так же, как ваши. – Констатировал Нуаду. Он поправил перчатку и пробормотал: – И если Светлый нашел способ создать подобных Теням, то об этом нужно будет доложить Темному.
Агреас и Нуаду так и не обозначили примерного расположения Дворца, а Кассиэль в это время стоял прямо перед ним. Он смотрел на здание с такой ненавистью, с бурей в душе, которая желала вырваться и сравнять проклятый замок с небесной гладью. Ангел тяжело вздохнул и вошел в распахнутые ворота. Он шел по коридору, смотря в пол и считая светлые ячейки, шаги его раздавались эхом по всему замку. Было тихо. Оглушающая тишина. Кассиэль остановился и поднял голову, светлые затянутые в хвост волосы резко колыхнулись, ангел огляделся, но во всем замке, как и сказал Аниквиил, никого не было, ни стражи, ни прислуги. Над входом в тронный зал не тикали часы, охраняемые двумя крылатыми титанами, чьи лица были обращены к стене. Слева мерзко скрипнула дверь. Кассиэль от неожиданности резко повернулся к ней. Рядом с входом в комнату висел портрет Ниреи, дочери Великого Светлого, прекрасной настолько, насколько она была капризной. Глаза портрета были нарисованы очень живо, светло-голубые с яркими бликами они наблюдали, словно цеплялись за каждую тень. Из приоткрытого проема струился белый свет. Кассиэль вытянул шею в сторону двери, ему показалось, что там кто-то стоит, его лиловые глаза расширились от любопытства. Ангел попытался окликнуть фигуру стоящую, как ему показалось, за дверью, но она тут же исчезла. Там что-то было, что-то не дающее покоя, что-то темное и не принадлежащее этому светлому миру. Ангел аккуратно стал подходить, стараясь не стучать каблуками. Он схватился за крестик, но не для того, чтобы было спокойнее душе, а чтобы цепочка не звенела. Неужели Кассиэля позвали сюда сейчас, чтобы показать то, что находится за этой дверью? Почему именно сегодня?
В комнате брякнуло что-то металлическое. Ангел резко затормозил и встал как вкопанный. До помещения оставались пара шагов, еще чуть-чуть и можно увидеть что там. Портрет Ниреи вблизи казался Кассиэлю отвратительным, резкие черты лица, маленький, похожий на кривой клюв, нос, немного косые глаза, сжатые в ниточку улыбки губы. Золотой венец, украшенный крестами и дубовыми веточками, казался острым и тяжелым, он был явно велик дочери Светлого, но она сидела украшенная им, гордясь, что благодаря ему она выше всех живущих. Девушка смотрела с картины, смеясь над проходящими. Кассиэль испуганно посмотрел на нее, ожидая от картины каких-то действий, но она оставалась недвижима. Но из проема послышался шорох, а после раздался громкий стук копыт, приоткрытая дверь распахнулась настежь, оттуда вылетел разъяренный Саваоф. Он, ничего не слушая, не желая видеть, схватил Кассиэля за темно-синюю узорчатую жилетку, поднял над собой. Его глаза светились ярко-желтым, на секунду могло показаться, что это был Темный. Кассиэль пытался вырваться, отталкивал ногами от себя, попадая даже по лицу Светлому. Бело-золотые крылья обессилено висели позади, тянули вниз, мешали сопротивляться. Саваоф кинул ангела в противоположную стену, с нее звеня, упали серебряные канделябры. При ударе раздался страшный хруст, крылья Кассиэля были сломаны. Ангел, поднимаясь, выхватил меч из ножен, его рукоять была обжигающе горяча, от этого рука болела и ныла, его рукоять светилась пламенем. Кассиэль выставил оружие перед собой. Саваоф смотрел на него, не моргая, ожидая следующего шага. Ангел же со страхом смотрел на Великого Светлого, в его голове носились тысячи мыслей, но ужасная боль в руках и крыльях не давала думать. Но была и еще одна сила, Саваоф ментально давил на ангела, пытался его заставить принять вину, сознаться.
– Это ты его освободил! Ты все это делаешь! – гудело в голове у Кассиэля. Светлый молотом выбивал в разуме у него эти слова. – Отвечай!
Ангел великим усилием воли, одними губами произнес:
– Это не я. – На этих словах с него словно камень упал. Светлый замолчал, он все еще сурово смотрел на Кассиэля. Он тяжело дышал, по позвоночнику растекалась невыносимая боль, руками было невозможно пошевелить. Меч со звоном упал на пол, на золотой рукояти остался кровавый отпечаток руки владельца. Ангел смотрел на Светлого не понимая радоваться ему или готовиться к забвению. Какая ложь, какая наглость. Но и какое достижение! Кассиэль не верил сам себе, он смог солгать Отцу. А может ему это лишь показалось? Он поднял из-под светлых пушистых ресниц глаза, Саваоф грозно смотрел на ангела-рыцаря. Демиург хрипло дышал, готовый снова наброситься на сына. Светлый не понимал простой вещи – его связь с одним из ангелов сломана. Но вскоре его лицо смягчилось, дыхание выровнялось, он снова стоял гордо и прямо.