— Но моя сестра!.. — с отчаяньем в голосе возразила Тиэлиир старой женщине.
— Спасешь магию, спасешь и сестру. Не сумеешь вернуть магию и людское обличье Волкам, потеряешь сестру. Одно без другого невозможно. Сестра твоя исцелится, только если Волк станет человеком, — пояснила Марритиин, увидев застывшую влагу в глазах своей юной гостьи.
— А вдруг она умрет раньше? Вдруг я не успею? — голос Тиэлиир дрогнул и несколько соленых слезинок все же обожгло ее бледную кожу.
Марритиин вздохнула, как будто тихо злясь, что девушка не понимает очевидных вещей, но все же объяснила:
— Твоя сестра не умрет. Она будет тихо угасать, да, но такой она пробудет до старости, столько, сколько ей на роду написано прожить. Может, умрет во взрослом возрасте, но точно не сейчас. Покуда ты странствуешь и ищешь пути спасения, она будет жить. Дэлина умрет, если ты допустишь ошибку и погубишь магию. Пока ты будешь пытаться, она не умрет. Как только все вернется на круги своя, она почувствует себя лучше, а вернувшись, ты сможешь провести обряд и полностью ее исцелить. Возможно, даже удастся обойтись одним зельем. На время твоего отсутствия Волки за ней присмотрят. Верни магию, спаси нас, милая, — старуха умоляюще глядела своими прозрачными, как горный ручей, голубыми глазами прямо в душу Тиэлиир. — Я не хочу прожить еще 500 лет и умереть с мыслью о том, что вместе со мной погибает и магия. Безвозвратно.
Тиэлиир закрыла глаза, погрузившись в терзавшие ее мысли. Она искала ответы внутри себя, она пыталась найти ту самую, нужную мысль, обрести уверенность и силу. Совладав со своими внутренними демонами, Тиэлиир открыла глаза и решительно заявила:
— Я согласна. Говорите, что нужно делать.
Марритиин поднялась из-за стола и подошла к очагу. Убрав кастрюльку, она достала из углубления в стене пучок трав и бросила на тлеющие угли. Огонь вспыхнул фиолетовыми искорками от волшебных трав, и рыжие языки пламени весело заплясали, облизывая каменные стены очага.
— Подойди, дитя, — старая шаманка пригласила Тиэлиир к огню.
Тиэлиир послушно подошла. Она верила этой хрупкой старой женщине, чем-то напоминающей ее бабушку Фэйелиир.
— Что ты видишь в огне? — поинтересовалась Марритиин, бросая в очаг еще пучок трав.
Тиэлиир показался странным этот вопрос, в очаге был обычный огонь, пусть и с фиолетовыми искрами, но вглядевшись в отблески пламени, танцующего волшебный танец диких трав с горных вершин, ей явились видения, прежде скрытые от ее взора. Казалось, она видит их сердцем и душой, но не глазами. Танцующие лепестки пламени рисовали ей картины будущего, она ясно видела дорогу, которая вела сквозь Древний лес к Разрушенному городу старинных магов. И бок о бок с ней шел Волк. А в конце она увидела улыбающуюся сестру и… бабушку рядом с ней.
— Моя бабушка жива? — голос Тиэлиир задрожал, разрушая магию видений. Этот вопрос давно терзал ее мысли и лишал покоя. — Я видела ее. Вместе с сестрой.
— Мы никогда не уходим навсегда. И время от времени возвращаемся. Мы — повторяющийся цикл в колесе жизни, — шаманка уклонилась от прямого ответа и, заглянув в ее душу своими пронзительными глазами, снова спросила: — Так что ты увидела? Огонь должен был рассказать тебе более важные вещи, чем жизнь и смерть.
— Но что может быть важнее? — хотела возмутиться Тиэлиир, однако, заметив суровое выражение лица Марритиин, добавила: — Я видела свой путь. Я знаю, что делать и куда идти. Я чувствую, что я найду способ вернуть магию. Вернуть все.
Огонь в очаге с его фиолетовыми искорками и танцующими язычками пламени погас так же внезапно, как и вспыхнул. В пещере как-то резко стало тихо и прохладно.
— Ты учишься. Мне это нравится, — старуха улыбнулась девушке заботливой улыбкой родственницы. — Ищи путь сердцем, внутри себя. Глазами ты не всегда сможешь правильно видеть. То, что мы видим глазами часто бывает обманчиво.
— Как Тысячелетние Волки?
— Да, как они. Снаружи волки, дикие звери, а внутри — люди. Все верно, родная.
— Это ведь они меня привели сюда? — Тиэлиир задала вопрос, волновавший ее с того самого мгновения, как она заметила движение тени между деревьев.
— Да, — просто ответила старуха.
— И я знаю, кто именно это был, — это был не вопрос — утверждение.