— Довольно фокусов, — крикнул наконец развеселившийся шериф. Неприятная история с золотой стрелой вылетела у него из памяти, вытесненная винными парами. — Подать сюда певцов! Что же приказать бездельникам спеть для тебя, дорогая? — ласково обратился он к сидевшей рядом жене.
Молодая женщина в голубом, шитом серебром, платье, с живым и капризным лицом, сердито покачала головой.
— Мне всё равно, — вызывающе сказала она. — Ты не сумел сегодня удержать у себя лучшего стрелка Англии. Все смеются над тобой. Он предпочёл тебе, шерифу Ноттингемскому, неизвестную никому госпожу. Не хочу и разговаривать с тобой!
На лице шерифа выступили красные пятна.
— Послушай, милая жёнушка, — начал он не очень уверенно, но громкий звук трубы на дворе привлёк внимание пирующих.
— Что за чёрт… — начал было любезный хозяин, но рослый слуга появился в эту минуту в дверях, пересёк залу, отстранив фокусника, и опустился на одно колено перед креслом шерифа.
— Его преподобие епископ Герефордский, — сказал он громким отчётливым голосом, — и его преподобие приор монастыря Эмметского, и его милость благородный граф Гуго да Феррико просят твоего гостеприимства и защиты против неслыханного и наглого грабителя, презренного мошенника Робина Гуда.
Удар мечом по затылку не более ошеломил бы шерифа, чем это неожиданное сообщение. Краска сбежала с его пухлых щёк, и они сразу обвисли, а рот приоткрылся. Он ухватился за край стола, точно стараясь поставить его между собой и воображаемым противником.
— Я… я… — заикаясь проговорил он, — я…
Но тут, нетерпеливым жестом раздвигая слуг, в дверях появилась величественная фигура в чёрной сутане с пламенеющим от гнева лицом. Его преподобие епископ Герефордский, тяжело опираясь на посох, сделал несколько шагов и остановился посреди зала. По левую его руку, силясь держаться прямо на слабеющих ногах, шествовал оставленный жених, сиятельный граф Гуго да Феррико, справа, засунув руки за расшитый кушак дорожной одежды, блестя насмешливой улыбкой весёлых голубых глаз, шёл, небрежно покачиваясь, его преподобие настоятель Эмметского монастыря.
Живописное трио остановилось на минуту по прихотливой игре случая на коврике отбежавших в испуге фокусников. С усилием приподнявшись с тяжёлого кресла, бормоча подобающие случаю приветствия, шериф Ноттингемский готовился принять знатных гостей.
Наступила мгновенная тишина, особенно странная и заметная после шумного веселья, и вдруг…
— Оч-чень хорошо, — раздался пьяный и весёлый голос. — Очень хорошо. Огонь и всё т-такое. А эт-та троица что нам покажет?
Шериф побагровел и обернулся: слева от него с самого почти начала представления мирно похрапывал пьяненький и добродушный сэр Джон Гартфорд, известный не столько рыцарскими подвигами, сколько бочками выпитого вина. Теперь, выспавшийся и повеселевший, он, протирая близорукие глаза, повторял хриплым баском:
— А эт-ти трое… ряженые… н-на коврике… чем они будут нас потешать, любезный шериф?
Тишина, воцарившаяся в зале, была такова, что сам барон Гартфорд начал уже быстро собирать мысли и приходить в себя, но тут… весёлый смех, до того звонкий и заразительный, что невозможно было ему не последовать, нарушил испуганное молчание. Смеялась жена шерифа, смеялись её голубые глаза и кудряшки на щеках, и в ответ вдруг вся зала грянула смехом, до того оглушительным, что выбравшийся наконец из своего кресла шериф всплеснул руками и, схватившись за голову, обратно в него повалился. Пылающие глаза епископа Герефордского встретились с его сконфуженным взглядом, и ему показалось, что кованый посох гостя сейчас обрушится на его нечестивую голову.
Но смех, прокатившись по залу, быстро утих. Ещё смущённые, рыцари вытирали мокрые от слёз глаза, а дамы те закрывались широкими рукавами, спуская вуали на раскрасневшиеся лица, когда шериф, бормоча извинения, приблизился к окаменевшей в негодовании группе высоких гостей.
— Да не осудит меня твоё преподобие, — произнёс он, вытирая пёстрым платком струящийся по лицу пот. — Сэр Джон хватил лишнего, ему и пригрезилось непотребное. Благородные гости, прошу не оскорбить меня отказом, подкрепите силы, истощённые путешествием.
Всё ещё не вполне придя в себя от неожиданного оскорбления, епископ Герефордский некоторое время стоял, не в силах вымолвить ни слова. Однако общий хор приветствий и извинений смягчил его, и, сухо наклонив голову, он позволил наконец растерянному хозяину довести его и его спутников до предназначенных им в центре стола мест. Пажи с серебряными кувшинами и мисками устремились к ним, и сама хозяйка, улыбаясь лукаво и застенчиво, подала расшитые шелками полотенца.