Сердце Ашанта наполнилось радостью. "Это они, – подумал он. – Это они, мои братья, мои соплеменники. Братья. Наконец-то! Наконец-то…"
Он с трудом поднялся, и, шатаясь, побежал навстречу им. "Разыщу шамана, – думал он. – Хорошего. Попрошу изгнать злого духа. Обязательно. С меня хватит".
Ураган не ослабевал. Ашант не имел возможности разглядеть лица, но при этом ни секунды не сомневался: там они, родные…
Он закричал, замахал руками – кажется, никто не услышал. Воин подбежал уже совсем близко, но никто не обернулся, не обратил внимания на приближение человека – вещь немыслимая для чутких и осторожных кочевников.
Тогда он остановился и со страхом взглянул на себя. Всё как обычно: серый потрепанный бешмет; поверх него кольчуга; кожаные штаны, сапоги до колен. Никаких бабских тряпок, чтобы там ни говорил Тысячеликий.
Армия окружила своего повелителя, Барха. Люди восседали на конях, прямо на поле боя, меж павших воинов. Ашант подошел к ним. Улыбаясь во весь рот, хотел было похлопать ближайшего коня по крупу, поприветствовать всадника, но…
Его рука легко прошла сквозь тело коня.
Ашант, задрожав, отступил. Слёзы предательски потекли из глаз, слёзы отчаяния, злости. Но он не проронил ни слова, не выкрикнул ни одного проклятия. Единственно, он понял, что не встанет на сторону Тысячеликого. И не важно, какие цели преследует демон – воин не слушал чтеца; прочитанные им строки проплыли мимо; в памяти остались лишь отрывки, или то, что было невидимо, непостижимо нашептано ему… ей.
Он не пойдет в услужение демону. Демон, хоть и с чисто человеческими чертами характера, демон, познавший когда-то любовь, всё-таки оставался демоном, злом. А сейчас Ашант безоговорочно, слепо верил Младе и Найяль, и тому ветхому старику – кажется, его звали Кабема. Ведь он верил им всегда, с первой минуты! Внутри воина постоянно звучал их голос, крик, мольба… нет, он не присоединится к Тысячеликому, сколько бы снов он ему не насылал, что бы он ему не говорил, какими бы образами ни испытывал.
Никогда. Никогда. Никогда!
Ашант с мрачным и угнетенным видом шел сквозь тела его знакомых, ощущая лишь слабое покалывание. Не глядя, не мигая, шел вперед.
На берегу ручья, там, где пал Эллак-младший, на коленях стоял Талгат – руки связаны за спиной, левая щека болезненно подёргивалась, вид затравленный и покорный. Над ним царственно возвышался Барх с Сумраком в руках. Ашант подошел к ним, уверенный, что его никто не видит, уверенный, что он умер, и разрубленное тело его стынет где-то в общей куче, а всё происходящее с ним – не более чем видения смерти, преддверие вечного небытия.
Барх эффектно размахнулся и одним движением снес голову мятежнику. Но не это потрясло остолбеневшего Ашанта.
Барх явно заметил его – отрубленная голова еще летела, а каган уже обратил свой ледяной взор на пришельца. Он будто не узнал старого товарища и соратника – лицо исказила гримаса ярости, неприязни, отчуждения…
Страха.
Голова с плеском упала на каменистое мелководье, покатилась, подскакивая. Вода размывала сочащуюся из шеи кровь.
Вихрь внезапно прекратился. Люди, почуяв неладное, испуганно осмотрелись. Барх не отрываясь глядел на неподвижно стоявшего Ашанта, застывшего на месте, будто пригвожденного. Барх бледнел, кожа его приобретала песочный цвет. От меча, от головы Барха вдруг потянулись сотни терявшихся в сером небе тончайших черных нитей. Он, точно кукла, странно задергал плечами, руками и, не мигая, продолжал сверлить Ашанта взглядом.
И тогда Ашант всё понял. Всё прояснилось. Как будто внутри него зажгли свет и осветили неведомое. Он понял, кто такой Тысячеликий и кто такой Барх. Он знал, что случилось тогда, десять лет назад. Тот не услышанный им, не прочитанный отрывок из книги ясно предстал перед ним.
Кааргеры заявили, что Тысячеликий – существо, пьющее жизнь, словно воду, впитывавшее всё живое, всеобщность, всецелостность, что спасет мир от Часа Безмолвия, Часа Белой Тьмы. Тысячеликий, по их словам, душа мира, противоположность Хаосу, защитник. Вместе они – Хаос, и родившийся в плоти смертного одушевленный дух его не могут сосуществовать. Как не могут сосуществовать огонь и вода.
И действительно, столкнувшись со своим сыном, Хаос взревел, как смертельно раненый зверь. И рев этот потряс землю так, как никогда прежде. И исчез.
Тысячеликий спас мир.
– Тысячеликий спас мир, – самодовольно провозгласил Лорн. – О да, я – одушевленное начало. И, хоть убей, я не понимаю, почему я ненавидим? Почему я – зло? Ведь я спас мир от зла, так же, как когда-то, давным-давно, спас его Создатель. И чем же я отличаюсь от него? Почему я не отправился в спячку, подобно Создателю, а вместо этого был заточен в недрах Огненной Горы? Я пожирал людей? Да, пожирал, но не в буквальном смысле. Я пил их душу, а самих оставлял в блаженном, спасительном безумии. Потому что я хотел жить! Я не безмозглая тварь! Я был человеком, им и остался. Я – и ты знаешь об этом – могу любить, могу ненавидеть. Я требовал плату, но люди жадны, и не захотели платить. Они ополчились на меня, истребили всех моих жрецов, прокляли меня и предали забвению, оставив в качестве утешения клочок земли – руины Фира. Но и этого меня лишил Аргёндаль. Чертовски умен был, паскуда. Заточил меня в темнице. Ты знаешь, что он был последним магом на земле?
Ашант не ответил. Он лежал на холодном полу, на краю горы. На лбу выступила испарина. Ледяная испарина. Воин боялся. Боялся всем телом, но был непреклонен в своем решении.
– Молчишь? Последний маг на земле умер почти две тысячи лет назад. Теперь ты можешь стать первым, после столь долгого перерыва. Примкни ко мне, ибо, сознаюсь, у меня не хватит сил противостоять Барху. У меня едва хватило сил привести тебя сюда. И сон, о проклятие! Мой сон прошел не так, как я хотел. Твои друзья активно мешали мне. Они слышали тебя, а ты их звал. Что ж, остаётся надеяться на силу слова. Алексей! Хшас набрался ума. Не знаю, как такое возможно, но он трансформировался, переродился. Он превратился из облака мрака, бездушного газа, витающего во вселенной в слепом стремлении истреблять все живое, в живое, но столь же беспощадное существо. Я не понимаю, как такое могло произойти, но это факт. Вместе мы разберемся. Ну, что скажешь?
– Нет, – еле слышно проговорил Ашант.
– Глупец! – закричал Лорн. – Глупец! Да пойми ты – Создателя нет. И не было никогда. Это миф. Всё гораздо сложнее. Всевидящие ничего не защищают. Они даже самих себя не способны защитить. Все, кто верит во Всевидящих заблуждаются. Ибо нет их, нет Туджеми, нет, черт возьми, Каидада, кого там еще! Не упрямься. Знаю, ее голос звучит в тебе. Проклятие! Как же, оказывается, трудно с тобой! Я не могу тебя упустить, ты отмечен мною, а по слову Хасдума Древнего, тот, кто отмечен, изменит мир. Не Барх! Не кто-то еще. А ты! Ну же!
Лорн подошел к Ашанту, схватил его за плечи и притянул к себе.
– Хватит киснуть, – прорычал он. – Отвечай. Нет? Но почему, почему, почему?! Что ты теряешь? Свое ничтожное существование?
Ашант оттолкнул Тысячеликого. Взглянул вниз на лестницу у своих ног.
– Тебе не понять, Одушевленный. Я такой. В первую очередь я – кочевник. Кочевник никогда не предаст еще раз ту, кого любил, но кого своими руками… убил. Не предаст. Она просит меня, она… просит.
Ашант улыбнулся, легко и непринужденно. И в этот момент взбешенный, проигравший демон столкнул воина вниз, на лестницу.
Глава 25. Побег
Холодным туманным утром, в самом конце первого осеннего месяца сентября, а по народному – хмуреня, в 879 году от воцарения императора Адриана, пригородным крестьянам – тем немногим, что отважились подняться спозаранку с целью насобирать грибов, либо порыбачить, – довелось узреть поистине устрашающее, угнетающее зрелище.
Густой клочковатый туман незаметно сползал в низины и овраги, веющее прохладой солнце поднималось все выше, золотя прямыми, как копья, лучами приунывшие деревья, серебря темную гладь Крина и открывая горизонт, почерневший от несметного количества человек.