Я ни принижаю ценность теории, ни сожалею о расхождениях и кажущихся противоречиях, очевидных между различными школами аналитических исследований. Мы все принадлежим к одной семье, в той мерс, в какой нас интересует психика и способы ее функционирования или его нарушения. Давайте попытаемся теперь различить более глобальную психоаналитическую позицию, которая, надеюсь, перекроет теоретические различия.
В плодотворной книге Томаса Куна (1962) «Структура научных революций» сформулировано понятие «парадигма», которую он определяет, как констелляцию убеждений, техник и ценностей, разделяемых членами данного научного сообщества. Вопрос изменения парадигмы в нашей метапсихологии заслуживает более полного исследования, чем я могу предоставить на данном этапе моих размышлений. Психоаналитические исследования очень даже могут быть переходным периодом, из которого возникнут новые парадигмы. Хотя создатели главных школ психоаналитической мысли привнесли много важных модификаций в основные концепции Фрейда (иногда расширяя его мысль, иногда сужая ее размах), по моему мнению, истинного изменения парадигмы (по определению Куна) психоаналитической теории не было со времени публикации трудов Фрейда.
Однако, если мы коснемся диагностических категорий как части психоаналитической парадигмы, там «сдвиг» мы найдем в том, что психоанализ изначально был построен для изучения и лечения так называемых классических неврозов, а не для пограничных, психотических, психосоматических состояний или состояний наркотической зависимости. Сегодня эти состояния составляют значительную часть рабочей загрузки аналитика. Я оставлю в стороне спор о том, существовали ли невротические состояния, в их классическом определении, в чистом виде (кроме как в уме психоаналитика), как и неадекватный характер их концептуализации, когда их ограничивали фаллически-эдипальным уровнем психической структуры. Сложное единство, которое представляет собой человеческая личность, не может быть замкнуто в одном измерении. В конечном счете очевидно, что постоянно расширяющийся объем психологических проблем, которые пациенты выносят в анализ, заставляет нас пересматривать наши концептуальные рамки и теоретические и клинические модификации, которые они влекут за собой.
Прежде чем оставить эту тему, я бы хотела подчеркнуть следующее. Существовала тенденция говорить об анализантах, страдающих от психосоматической, нарциссической, пограничной, психотической или так называемой перверсной симптоматики, как о «трудных пациентах» (хотя, возможно, более уместно было бы говорить о трудности взаимодействия аналитика и анализанта). Мы должны помнить, что психическая
организация, которая порождает невротические симптомы, тоже содержит много загадок и создает нам так же много трудностей в ходе анализа, как и более первичные системы защит. По моему мнению, нет такой вещи, как «легкий психоаналитический пациент»! Тот факт, что бессознательные конфликты и фантазии пациента можно легко понять, еще не значит, что их легко анализировать. Психотический бред часто легко расшифровать, но аналитический процесс от этого не становится легче.
Настало время вернуться к исследованию основной ценности, стоящей за теориями психического функционирования и клинической практики. В голову приходит итоговый силлогизм: если общество хочет надежного общественного выживания, медицина — надежного биологического выживания, не может ли психоанализ объявить своей этикой охрану факторов, которые вносят вклад в психическое выживание людей?