По ту сторону невротического/перверсного и психотического решений есть третий возможный исход в изнурительной борьбе против аффективного поглощения и психической боли, наступающий, когда происходит столкновение с трудностями в значимых отношениях и достижении нарциссического удовлетворения; а именно, решение о тотальном равнодушии. Страсти любви и ненависти, хотя и противоположны друг другу, находятся все же на стороне жизни. Истинная противоположность любви не ненависть, а безразличие. Любовь и ненависть, во всех своих бесконечных формах и бесчисленных взаимопревращениях, которые они порождают (творческая и сублимационная деятельность, невротические, психотические, перверсные и характерологические решения),— все это лишь баррикады, выдвигаемые на пути к окончательной защите: разрушению аффекта в сочетании с неизбежной при этом потерей смысла во взаимоотношениях.
Отсутствие либидинозной загрузки собственной психической реальности, как и психической реальности других, ведет к разрушительному симптому, который я назвала «бесчувствием» (МакДугалл, 1984). Состояние бесчувствия, следующее за отсутствием либидинозной загрузки, обессмысливает мир и взаимоотношения. Неосексуальные, невротические и психотические конструкции — это все отчаянные попытки придать жизни смысл. Равнодушие и бесчувствие делают человека неуязвимым для душевных страданий. Такие люди падают жертвой зова того, что Фрейд назвал «принципом нирваны» (1920), и последовательно прекращают какую бы то ни было обработку психического конфликта, обрезая психические связи (разрушая сообщения и их значение), таким образом соскальзывая к психологическому и, потенциально, биологическому угасанию.22
Хотя в этой точке занавес психического театра может подняться над картиной психотической или суицидальной природы, обычно мы видим, что «опустевшие укрепления» психоза, за которыми пыталось выжить тайное Собственное Я, превратились в фальшивые стены, скрывающие истинную пустоту, наступившую в результате уничтожения смысла и разрушения желания. Психотические компромиссы, какой бы крайностью они ни казались,— это все-таки попытки найти решение для душевной боли путем языковых и смысловых нарушений. Напротив, результат решения о бесчувствии — изгнание из психики любого интрапсихиче-ского представительства, способного к мобилизации аффекта; следовательно, разрушение самого осознания страдания. Поскольку аффекты — принципиальные передатчики сообщений между телом и сознанием, разрушение многих, возможно, всех психических представительств, сопровождающих аффективное возбуждение, имеет тенденцию заканчиваться радикальным расщеплением псюхе и сомы. (МакДугалл, 1982b). Регрессируя к довербальному миру ребенка, псюхе, лишенная словесных представительств, не имеет иной защиты против чрезвычайно динамичных воздействий того, что Фрейд назвал «предметными представительствами». Эта бессознательно изобретенная организация против душевной боли не требует ни осторожного отступления от мира, как это случается при шизофрении, ни обращения к параноидной или депрессивной защите против отношений с другими, ни обращения к отклоняющимся моделям и манипуляциям в качестве способов сохранить некую форму отношений к внутренним и внешним объектам.
Напротив, взаимоотношения с людьми лишаются их либидинозного и нарциссического значения, и тогда пораженная таким образом личность может идти по жизни только с приспособлениями «Фальшивого Я», с помощью которых она стремится найти ключи к существованию, глядя на других и затем реагируя так, как, по ее мнению, требует внешний мир. По всей вероятности, такие личности не будут ни извращенцами, ни психотиками. Это «сверхнормальные» (то есть псевдонормаль-ные) люди, более других уязвимые для наркотических решений, фатальных несчастных случаев и психосоматической смерти.
В каждом из нас скрывается «нормопатический» потенциал такого рода; при том, что существуют другие способы психологического выживания, опасность противостояния биологическому выживанию уменьшается. Как аналитики мы должны в равной мере осознавать нормопатические аспекты — как свои собственные, так и наших анализантов. Если эти аспекты не прослежены и не стали доступными в анализе, следствием этого может быть или бесконечный анализ, или упомянутые выше исходы. Мы можем даже (несколько извращенно) успокоиться, открыв существование отклоняющихся сексуальных или характерологических образований, в качестве попыток, похожих на детские, победить силы кастрации и смерти; и в целом — это лучше, чем опасность психотических или психосоматических решений.