Ведь, как можно разбавить чистую кровь древнего рода магловской, пусть даже если девушка — полукровка?
***
На следующий же день Мракс, после успешной сдачи экзамена, в довольно спешном порядке собирал свои вещи, готовясь уже сегодня ночью, после праздничного бала в честь выпуска из школы и выдачи дипломов, вместе с Кэрри улететь прямо на Кельпи в какую-нибудь деревушку поблизости Лондона.
А уж оттуда магловским способом добраться до самого Лондона и до речного порта, где они могли бы купить билеты на корабль.
В стратегических думах об их более-менее комфортабельном путешествии, прошло полдня.
За это время у всех студентов прошли последние экзамены и осталось только дождаться вечера, не мандражируя и ни в коем случае не показывая всем вокруг что у него на уме.
Что было довольно сложно, ведь у парня отчего-то всё время бешено колотилось сердце, голова шла кругом да и желудок был не на месте.
За сегодня он ни разу даже не поел, потому что не мог нормально держать в руках столовые приборы.
Это всё было странно.
Его шестое чувство ему что-то постоянно шептало.
Но он решил спихнуть всё на предстоящую нелёгкую поездку, потому и старался не обращать внимания на своё тошнотворное состояние.
Придя в конюшни под Хогвартсом, чтобы ещё раз проверить запасы еды и одежды, искусно спрятанные в стойле рядом с Кельпи, Ник ожидал, что застанет там возлюбленную, с которой они должны были ещё раз обсудить план действий.
Но его ждал неприятный сюрприз в виде зарёванной Елены Когтевран, которая явно поджидала свою подружку, прекрасно зная, что, если не в библиотеке, то её всегда можно застать здесь.
Опять поцапалась с Адэром Бароном?
— Что на этот раз случилось? — невесело полюбопытствовал у знакомой парень, подходя ближе.
Елена Когтевран и Адэр Барон были врагами ещё похлеще, чем сами Николас и Каролина в прошлом.
Вот только в отличие от них Барон был влюблён в Когтевран с самого детства, а та, в свою очередь, не хотела ничего даже слышать о его чувствах, постоянно отвергая.
Считала себя выше этого — быть предметом восхищения скользкого слизеринца.
Елена, заслышав его, обернулась к нему всей фигурой, и слёзы с новой силой покатились из её глаз.
Видя, что девушка содрогается в истереке, Мракс сжал её за плечи, стараясь таким образом поддержать и, на самом деле, чувствуя себя совершенно неловко.
Никто и никогда не плакал перед ним.
Через минуту первая красавица самого умного факультета в их школе чуть подуспокоилась, видимо, желая во чтобы то ни стало выговориться перед сокурсником.
Но, честное слово, лучше бы она молчала.
Николас готов был бы отдать многое, чтобы она ничего не говорила.
Просто разучилась складывать буквы в слова.
Или её бы поразило какое-нибудь проклятие.
Он был бы безмерно счастлив любому раскладу.
— Им задали приготовить “Напиток живой смерти”… — охрипшим голосом еле-еле протянула она, насильно проглатывая сопли и слюни. — Но что-то пошло не так… — Всхлип.
И где-то под рёбрами у Мракса заскрёбся ещё отчаяние червячок сомнения и тревоги, который-то и не давал ему сегодня жить спокойно.
— Ник… — Всхлип ещё громче.
А сердце у него уже зашлось в бешенном галопе.
Он буквально чувствовал, как его начинает лихорадить.
— Ник, она мертва-а-а, — из последних сил цепляясь за сильное тело тонкими трясущимися руками, то ли провыла, то ли проскулила на всю конюшню Елена, падая перед ним на колени.
В её мокрых от непрекращающихся слёз ладонях из-за отсвета факелов блеснула старая серебряная подвеска на цепочке.
На медальоне, широко распустив по сторонам крылья, была выцарапана прекрасная сова, — самая дорогая и любимая вещь, которая только имелась у Кэрри.
Он рухнул на ноги вслед за Когтевран, разом чувствуя, как непрерывно колотящееся сердце вдруг неожиданно останавливает свой бег и просто застывает.
Как лихорадка бьёт его тело до видимой трясучки.
Как мозг совершенно перестаёт работать и воспринимать какую-либо информацию.
Вместо этого там появляется какой-то густой чёрный туман, заволакивающий собой всё пространство.
Будто связь с реальностью и вовсе потеряна.
Он не до конца понял…
Что?
========== Глава 4. “Семья”. ==========
Комментарий к Глава 4. “Семья”.
Помните, что главными героями фанфика всё также являются Драко и Гермиона, точнее, те люди, кем они являлись до того, как стали хорошо знакомыми всем нам Малфоем и Грейнджер. Так что преждевременно пугаться того, что здесь не фигурируют привычные имена, не стоит. Прочтя эту историю, по ходу повествования, вы найдёте намёки на нужных нам героев. Приятного чтения.)
Мы навеки связаны с теми, кто с нами одной крови. И пусть мы не выбираем своих родных, связь с ними может стать великой силой. Или глубочайшим разочарованием.
Из телесериала “Первородные/Древние” (The Originals).
— Госпожа, оно просто великолепно, — еле слышимым голосом восторженно лепечет одна из служанок, то и дело поправляя длинный шлейф невинно-белоснежного платья, богато расшитого золотыми нитями, перламутровыми жемчужинами и драгоценными камнями.
Лукреция на её слова лишь кривит губы и закатывает глаза, просто стараясь ровно дышать и не сбиваться с сердечного ритма, пока грудь и живот неудобно стягивает корсетом.
Лёгкие зажаты в прочном коконе ткани; дышать — совсем непозволительная роскошь, и иногда девушка думает о том, что и вся её жизнь вот такая же, словно стянута тугим корсетом.
А она бежит, как от погони, сквозь густые и мрачные терни леса, задыхаясь.
Всё это так похоже на хорошо разыгрываемый спектакль…
Спектакли строятся на лжи.
— Оно похоже на саван… — в противовес словам прислуги хмуро тянет каштановолосая и иронично ухмыляется: — Вот бы меня в нём и похоронили.
На опрометчиво брошенное, но столь правдивое — странно слышать правду из уст застарелой лгуньи — предложение пара старых девиц, что убирают роскошную гриву хозяйки в замысловатую причёску, хмурятся и возмущаются, сетуя о том, что с такими шутками нужно быть поосторожнее.
Поучают несмышлёную (о, за всю свою короткую жизнь она пережила гораздо больше, чем они, и это, наверняка, ей есть чему их поучить) девчонку тому, что сегодня, вопреки всему, она должна быть весела и радостна.
Ведь Господь всё слышит и всем воздаёт по заслугам.
И снова ложь.
Янтарные глаза смеются.
Господь, вероятно, стал со временем глух, и больше не слышит молебствований своих творений.
Или же ему совершенно плевать.
Как ещё Лукреция может объяснить то, что ни одна из её искренних, душевных, исходящих от самого сердца, молитв не была услышана?
Или может, зная о её грехах, Господь ей не поверил?
— Твои няни правы, дитя моё, — откуда-то со стороны монотонно распевает старый понтифик, подходя ближе к дочери. — Хватить с тебя этой серости и трагедии. Сегодня прекрасный день: твоя свадьба.
— Скорее это церемония моих похорон, — язвительно продолжает каштановолосая.
И снова смотрит в большое зеркало, в котором отражается роскошная, молодая, прелестная женщина с несчастной душой и тяжёлой судьбой.
Она столько раз приносила себя в жертву ради семьи.
Той, которая её не любит.
Той, для которой она служит вещью.
Той, которую она ненавидит всем своим гнусным почерневшим сердцем.
Кроме одного…
— Какая по счёту уже? Третья? — по доброму насмехается над собой она.
Но напускное веселье не трогает глаз.
Как и губ, собственно, ведь они то и дело кривятся в угрюмых ухмылках — так любит делать её старший брат.
Что это вообще за дело — свадьба без любви?
Её сердце давным-давно отдано другому, но это никогда никого не волновало.
Так неужели, как и сотен других девушек, простолюдинок, её ждёт только смерть в стане собственной семьи и вечное забвение в чужой?
Она ведь точно знает: это не в последний раз.