Малфой перевёл взгляд с животрепещущего игривого огня на самого зачинателя всей этой сумасбродицы.
Посмотрел прямо в глаза, впервые не боясь до смерти этого жеста.
Просто…
Уже ведь больше нечего терять.
Да и со Смертью он знаком не понаслышке.
Глаза же напротив в очередной раз были до тошноты пустыми.
Раньше они были чёрными, как ночь — нередко давала такое сравнение Одетт/Гермиона, — и отражали в себе этот Мир, словно через искажённое зеркало.
В таких же тёмных тонах.
С такой же отчаянной глубиной, в которой неосознанно уходишь на дно, тонешь, захлебываешься горьким привкусом отвратной жизни.
Теперь же они были испачканы в кроваво чернильной вязи.
В той самой, в которой Реддл неоднократно окропил собственные руки.
— Я нахожу весь этот цирк весьма скучным, — беззаботно объяснил своё, совершенно неподобающее обстановке, поведение Малфой.
Где-то за спиной завозились, зашушукались немногочисленные, всего около двадцати человек, зрители драмы, которые, скорее всего, были наповал сражены, и в не самом хорошем смысле слова, его глупыми — о, это ещё мягко сказано, — выходками.
Зато Том заметно повеселел.
Ждёт не дождётся в очередной раз пустить в него Круциатус?
Или, быть может, жаждет отдать его на растерзание своему маленькому питомцу?
Ох, нет, святой Поттер так некстати прикончил его четырьмя годами ранее.
Значит, не стоит сбрасывать со счетов то, что он самолично сдерёт с него шкуру.
В прошлый раз безумный выродок поступил именно так.
— Скучным? — тихо повторил за ним Лорд. — Что же именно заставляет тебя скучать?
Ох, если Драко примется составлять список, ему понадобится, как минимум, весь будущий год.
Но…
— Эта фальшь, — внезапно, даже для самого себя, произнёс блондин.
Интересно, это в нём заговорило его яркое прошлое: он был Богом, царём, превосходным воином — правила хорошего тона первое, что воспитывалось в носителях голубых кровей, он не может оставить заданный вопрос без ответа, — или же это всё его желание хоть с кем-то знакомым перекинуться парой слов перед очередной смертью?
— Вся эта заунывная бравада, за которой ты привык прятать свою голову в песок.
Весь этот спектакль, который ты устроил ради потехи собственного эго. Не находишь, что всё это как-то слишком… сюрреалистично… даже для тебя.
Как там говориться?
Помирать так с музыкой и громко?
Кто-нибудь, пригласите оркестр.
На меньшее он не согласен.
Долохов, видимо, только сейчас догнавший, что мерзопакостный мальчишка буквально измывается над его Хозяином, тут же поспешил встряхнуть пленника, дав хорошего пинка в живот.
Малфой согнулся пополам.
Из лёгких вышел весь воздух.
Желудок протяжно-болезненно застонал.
На секунду даже могло показаться, что у него сломано ребро, и сейчас один какой-нибудь коварный неровный кончик проткнёт ему лёгкое.
О, нет, подождите, он ещё не всё сказал.
Не отвёл душу, как говорится.
— Собрал вокруг себя чернь плебеев: неуверенных в себе, слабых, неугомонных, агрессивных, дотошных и таких противных, — кинув многозначительный взгляд на своего тюремщика, продолжил плескаться ядом волшебник.
Что он, зря что ли каждый раз на слизерин попадал, что ли?
— Согласись на начальном этапе всё казалось гораздо интереснее и привлекательнее?
О, да, Малфой видел насколько он прав.
Видел, как по лицу некогда “друга” заходили желваки.
Видел, как в красных прищуренных глазках мелькнул огонь понимая.
Как там же расплылась бездна горечи.
— Изначально, всё это не было лишено смысла… мне так казалось, — в своей излюбленной манере, растягивая гласные продолжал потешаться Драко.
И знал, что одного только упоминания её в этом разговоре достаточно, чтобы свести его с ума.
— До неё.
Испуг.
Чистый, искренний, всеобъемлющий.
Вот, что просквозило в кровавых дорожках нездоровых, нечеловеческих глаз.
Реддл всё ещё ненавидит себя за слабость.
Всё ещё корит себя за когда-то проявившиеся чувства, которые обратили его в камень, и одним только строгим взглядом янтарных глаз раздробили в крошку.
Любовь стала его падением.
Как пали когда-то Арес и Афина.
Вы не находите?
История имеет такое весьма хитрое свойство:
Она повторяется…
— Довольно, мальчишка, ты сказал перед смертью достаточно.
О, чего Реддлу только стоило выдавить эти слова из себя, наверное, не ведает даже Мерлин.
— Нагайна! — громогласно позвал Тёмный Лорд, и откуда-то из угла комнаты послышалось довольное шипение.
— Нет! — из-за стола вскочила Нарцисса Малфой и, не удерживаемая ни мужем, ни сестрой, бросилась ближе к обвинённому и судье. — Прошу Вас, нет, он ведь всего лишь мальчик!
По белому лицу женщины текли неподдельные, искренние слёзы.
Так матери оплакивают своё погибшее дитя.
— Мальчик, предавший свои идеалы… мальчик, предавший свою семью и сторонников, которые доверяли ему свои жизни, — всё больше свирепея, выплюнул Хозяин. — Мальчик, посмевший дерзнуть своему Повелителю! Вот, кого ты воспитала, Нарцисса: изменника и предателя! А сейчас ещё и требуешь его пощады?!
Он с отвращением посмотрел на сероглазого мага, наконец, признавая, что это не больная игра его воображения.
Раньше он считал, что такая поразительная схожесть Драко Малфоя, сына его верного слуги, Люциуса, и Дерека Малфоя, мальчишки, что когда-то стал для него другом, а позже отобрал всё, чем Том когда-либо дорожил, вызвана лишь чересчур сильным генофондом.
Всего лишь случайность, которая неустанно мозолила ему глаза, напоминая о призраках прошлого.
Нет, далеко не случайность.
И, скорее всего, далеко не последняя.
— Но он сожалеет, — еле-еле пролепетала миссис Малфой.
Должен же быть хоть какой-то призрачный шанс на спасение?
Господин перевёл заинтересованный взгляд с несчастной женщины на её отпрыска.
Ну, если сожалеет…
— Ни о чём, — пойдя вопреки словам матери, подытожил Драко.
Он ведь решил сегодня, в этом царстве лжи и притворства, быть откровенным.
Да, Нарциссу… маму ему было безумно жаль.
Но одной жалости недостаточно, а вот любви…
Малфой ведь только сейчас понял, что Гермиона вспомнила всё гораздо раньше него.
Вот к чему были все эти улыбки, все эти слова.
Она просто всё помнила.
Всё знала.
И отчётливо понимала то, что им не пережить этой войны.
Вот почему бросилась в самую гущу сражения.
Со стороны Волан-де-Морта донёсся сухой прозаичный смех.
— И что же ты нашёл в них, мой мальчик? Стоило ли это того? Стоили ли этого все те пленники? Стоил ли этого Гарри Поттер? Стоил ли этого один из предателей Уизли? — спросил он, никак не заставив себя успокоиться. — Стоила ли этого всего та поганая грязнокровка?
Это был риторический вопрос, на который Реддл, собственно, и не ждал ответа.
Но сучий выродок застал его врасплох и здесь:
— Разве ты забыл, Томас? — манерно произнёс Малфой, эффектно выжидая короткую паузу, прежде, чем окончательно сломить великого Волан-де-Морта: — Она стоит всего.
А вот и та самая “случайность”.
Только не говорите, что та девчонка, над которой как только можно измывалась его преданнейшая сторонница, это…
И прежде, чем подозвать свою любимицу-змею поближе к праздному ужину, показал заклятому другу-врагу тонкую серебряную цепь, которую уже больше полвека назад сорвал с шеи своей…
Давным-давно она стала для него никем.
Но, может, теперь, когда она вернулась, она сделает правильный выбор?
Выберет его.
Хоть раз в жизни, Мерлин, все Боги мира, Дьявол, пусть она выберет его!
И прошипел мальчишке на ухо:
— Вы никогда не будете вместе.
Драко натянуто усмехнулся.
О, да.
Их “никогда” длится уже ёбаную вечность.