— Его ничто не волнует, кроме собственных интересов, — сказал я. — Замечала, что любые приключения, в которые ввязывается Калган, непременно заканчиваются тем, что он выглядит геройски, а все остальные малость туповато?
— Верно. На этот раз даже его обычные обожатели перешептывались у него за спиной.
— Ему это только на пользу.
Портулак взглянула на море, видневшееся за скоплением парящих вокруг небольшого архипелага кораблей. К вечеру сгустились облака, и корабли, в большинстве своем расположенные носом вниз, пронизывали их, будто кинжалы. Кораблей было около тысячи. Вид напоминал перевернутый ландшафт — море тумана, нарушаемое стройными светящимися шпилями зданий.
— Корабля Асфодели еще никто не видел, — сказала Портулак. — Похоже, она сюда не доберется.
— Думаешь, ее нет в живых?
Портулак склонила голову:
— Вполне возможно. Ее последняя нить... была слишком рискованной.
Эта нить, представленная на прошлом сборе, изобиловала полетами в окрестностях гибельных явлений, и каждый раз Асфодель бросала вызов смерти. То, что тогда казалось прекрасным — извергающая огненные сполохи двойная звезда или взрывающаяся сверхновая, — вероятно, наконец настигло ее и убило. Убило одну из нас.
— Мне нравилась Асфодель, — рассеянно проговорил я. — Жаль, если ее больше нет. Может, она просто задержалась?
— Почему бы тебе не вернуться внутрь и не перестать хандрить? — сказала Портулак, пытаясь увести меня с балкона. — Тебе это не к лицу.
— Я в самом деле не в настроении.
— Честно, Лихнис, я уверена, сегодня ты нас удивишь.
— Зависит от того, — ответил я, — насколько вы любите закаты.
В ту ночь мои воспоминания сплелись со сновидениями других гостей. Наутро многие из них сумели высказать хвалебные замечания о моей нити, но под покровом вежливости слишком явно читалось разочарование. Дело было не просто в том, что мои воспоминания не добавили к целому ничего потрясающего. Больше всего гостей раздражало, что я, судя по всему, поставил перед собой цель проводить время как можно скучнее. Подразумевалось, что, выискивая вместо приключений бессмысленные зеленые лучи, я преднамеренно отказывался добавить что-либо полезное в гобелен наших общих знаний. К вечеру мое терпение опасно истощилось.
— Что ж, по крайней мере в Тысячную ночь ты не будешь нервно ерзать на стуле, — сказал Критмум, мой старый знакомый по Линии. — Ведь таким был твой план?
— Прошу прощения?
— Устроить что-нибудь позануднее, чтобы не соревноваться за лучшую нить.
— Вовсе нет, — раздраженно возразил я. — Впрочем, если думаешь, что это была сплошная скука... дело твое. Когда твоя нить, Критмум? Хочу от всей души поздравить, пока все остальные будут разносить тебя в пух и прах.
— На восьмисотый день, — спокойно ответил он, — У меня еще куча времени, чтобы изучить противника и внести несколько разумных поправок.
Он придвинулся слишком близко, и мне стало неуютно Я всегда считал Критмума чересчур слащавым, но терпел его общество, поскольку его нити обычно оказывались незабываемыми. Он питал склонность к раскопкам руин древних человеческих цивилизаций, искал там причудливые технологии, угасающее оружие и машинные разумы, свихнувшиеся за два миллиона лет одиночества.
— Так что, — заговорщически произнес он, — Тысячная ночь, и только она. Не могу дождаться, когда ты покажешь, что для нас сочинил.
— Я тоже не могу дождаться.
— И что это будет? Если делаешь Облачную оперу — не пойдет. Такая у нас уже была в прошлый раз.
— Хотя и далеко не лучшая.
— А в позапрошлый раз что было?
— Кажется, реконструкция крупного звездного сражения. Вполне эффектно, хотя и грубовато.
— Да, теперь вспоминаю. Вроде корабль Овсяницы принял это сражение за настоящее? И проделал в коре планеты кратер шириной в десять километров, когда сработали его экраны? Этот придурок поставил слишком низкий порог защиты.
К несчастью, Овсяница все слышал. Посмотрев на нас через плечо шаттерлинга, с которым беседовал, он бросил на меня предостерегающий взгляд, а затем вернулся к прерванному разговору.
— И что значит — тоже не можешь дождаться? — как ни в чем не бывало продолжал Критмум. — Это твое шоу, Лихнис. Либо у тебя был какой-то план, либо нет.
Я с сожалением взглянул на него:
— Твоя нить никогда не выигрывала, да?
— Хоть я и был близок к этому... с нитью на тему Гомункулярной войны... — Он покачал головой. — Не важно. К чему ты клонишь?
— К тому, что иногда победитель решает подавить собственные воспоминания о том, какую именно форму примет празднование Тысячной ночи.