Между маврами и христианами существовала масса точек соприкосновения, проложивших путь изустному обмену идеями, – вплоть до династических браков. В 980 году король Наварры выдал свою дочь замуж за аль-Мансура, и она «впоследствии стала ревностной последовательницей ислама». Ричард I Львиное Сердце пытался выдать свою сестру за брата Саладина. К тому же Ричард I был автором проникновенной поэзии. Однако в Аквитании его обвиняли в том, что он похищал жен и дочерей подданных «силой и делал их наложницами», а потом передавал их своим людям. Так что у рыцарства была своя темная сторона. В каждую княжескую свиту входили мавританские музыканты, а целых два выходца из христианских королевских семей отпраздновали свадьбу во дворцах арабских принцев. В следующие столетия мавры и христиане часто оказывались в состоянии военных конфликтов, достигших кульминации в конце XV века, когда Фердинанд и Изабелла изгнали арабов из Испании. Тем не менее дочь Фердинанда и Изабеллы Екатерина Арагонская выросла среди садов, наполненных звуками журчащих фонтанов и чарующей мавританской поэзии, которую оставили после себя арабы, – садов Альгамбры.
Все эти теории вовсе не противоречат друг другу. Чтобы породить столь необычайное общественное явление, потребовалось стечение самых разных обстоятельств. Куртуазная любовь возникла из противоречий и парадоксов[26]. Как ни странно, именно эта гибкость наших представлений о куртуазной любви позволяет ей не терять актуальность по сей день.
Возвеличивание женщин в куртуазной литературе не привело к реальному улучшению их положения – юридического, экономического или физического. Мужчины, самодовольно внимавшие куртуазным историям, похоже, не чувствовали никакого побуждения перевести свои моральные принципы на язык неудобной действительности. За одним лишь исключением…
К чему привели эти истории – так это к осознанию своих возможностей: если не в представлениях рыцаря, то хотя бы в представлениях дамы.
По мере распространения куртуазной любви по свету в ее русло вливались разнообразные течения: одним из самых широких оставался пласт легенд о короле Артуре – не только о Камелоте, но и о Тристане и Изольде[27].
История короля Артура сама по себе была известна задолго до версии Кретьена де Труа, хоть он и добавил ей романтического звучания. Легенды о короле Артуре восходят к кельтскому военачальнику V или VI века, защищавшему Британию от саксонских завоевателей. Но валлийский священник Гальфрид Монмутский в своем труде «История британских королей» (Historia Regum Britanniae) придал им гораздо больше убедительности для эпохи Средневековья. Вероятнее всего написанный в 1130-е годы, труд Гальфрида сегодня по большей части читается как художественное произведение. Но в то время он воспринимался как первая авторитетная и исторически правдивая версия истории короля Артура.
Произведение Гальфрида Монмутского стало настоящим бестселлером. До наших дней оно дошло примерно в 200 средневековых рукописях, тогда как большинство текстов тех времен дошли только в двух-трех сохранившихся списках – даже «Кентерберийские рассказы», написанные столетия спустя, сохранились всего в 84. Гальфрид нечасто упоминает жену короля Артура Гвиневру, несмотря на то, что ее измены и бесплодие сыграли важную роль в падении его королевства. Однако в самых ранних текстах она все же появляется довольно часто: в основном в образе волшебницы, чудотворицы или персонажа, символизирующего ярость или могущество. Большой перечень имен жены короля Артура фигурирует в средневековых рукописях валлийских триад[28]: дочь Гурыта Гента Гвенвивар, дочь Утыра, сына Грейдьяула, Гвенвивар, дочь Огрвана Гавра Гуенхивар. Но лишь в романе Кретьена де Труа Гвиневра обретает тот самый образ романтической героини, к которому стремилась любая средневековая дама. И только Кретьен выводит на сцену возлюбленного Гвиневры – Ланселота, а также впервые описывает Камелот. С самых первых легенд Гвиневру вновь и вновь похищают – с ее согласия или без такового: то потусторонний правитель «летней страны» Мелвас, то племянник Артура Мордред. (В самых ранних легендах о Гвиневре ей приписывают адюльтер не с Ланселотом, а именно с Мордредом. В одной особенно жуткой истории Мордред окажется заперт в камере с разлагающимся трупом Гвиневры до тех пор, пока его не заставят им отобедать.) Если Гвиневра соглашается на свое похищение или соблазнение, ее осуждают как жену-изменницу, представляющую опасность для королевства. В романе Кретьена Гвиневру тоже похищают, но лишь затем, чтобы ее спас величайший рыцарь собственного мужа. И поскольку это была игра по новым правилам куртуазной любви, Гвиневра и Ланселот не считаются виновными в последующем прелюбодеянии, а напротив, превозносятся за особое любовное рвение.
26
Немало подобных отклонений было свойственно установкам церкви. Историк Дьярмейд Маккалок указывает, что церковь, провозгласившая верховенство безбрачия, сама создавала публичные дома и выдавала разрешения на их содержание, основываясь на заявлении Фомы Аквинского о том, что «даже самый великолепный дворец должен иметь канализационную систему, чтобы выжить». Маккалок также утверждает, что на совести якобы соблюдавших целибат монахов – огромное количество гомоэротической поэзии, наводнившей монастыри. «Церковь всегда считала гомосексуальность одним из величайших грехов. Теперь же духовенство открыто этим грехом упивалось». –