Выбрать главу

В чем Чосер идет наперекор большинству предшественников, так это в том, что изображает Крессиду настоящей женщиной из плоти и крови. Молодая вдова, вначале польщенная любовной страстью благородного героя Троила, вовсе не уверена, что хочет пожертвовать ради него своей независимостью:

Себе хозяйка я, живу в достатке,Имею пропитанье и досуг,Подобно вольной молодой лошадке,Расседланной и пущенной на луг.И никакой заносчивый супругИз ревности, иль опьянившись властью,Мне шах и мат уж не объявит, к счастью[61].

Она принимает любовь Троила только при условии, что сможет сохранить «свою честь и свое имя»; Троил же сдается ее «власти». При этом честь Крессиды остается под большим вопросом: по логике повествования она не лишается чести, когда вступает в интимные отношения с Троилом вне брака, но будет обесчещена, если он предаст это огласке. И совершенно точно лишается чести, когда предает всепоглощающую любовь, которая была единственным оправданием ее поведения… Однако Чосер проявляет к опальной Крессиде необычайную симпатию.

Возможно, необычайная привлекательность Чосера для современников заключалась в том, что ему удалось сочетать индивидуальное самосознание в духе нового итальянского гуманизма со старой англо-французской рыцарской романтикой. И Чосер был не одинок. Его верный друг, поэт Джон Гауэр, еще один лондонец, которому пришлось соприкоснуться с королевскими кругами, вошел в историю благодаря трем произведениям. Самое известное из них – «Исповедь влюбленного» (Confessio Amantis), которая в некотором смысле сочетает в себе черты общепринятой христианской морали и куртуазной любви. Написанная примерно в тот же период, когда Чосер начинал создавать «Кентерберийские рассказы», «Исповедь» также представляет собой сборник сказаний, в значительной степени основанных на наследии Овидия и выстроенных вокруг семи смертных грехов.

Грехи, в которых должен исповедоваться Влюбленный Гауэра, – это грехи против Любви. При этом раскаявшийся грешник может проявить бунтарский характер. Раньше, согласно теории куртуазной любви, отчаяние куртуазного любовника возлагало бремя ответа на женщину – это была настоящая хартия преследователя. У Гауэра мы не видим ничего подобного. В первом томе «Исповеди» он решительно заявляет: «Вне всяких сомнений, я могу оправдать женщину», которая действительно ничего не знает о том, что из-за любви к ней помешался какой-то мужчина. Если человек бросается в воду, желая утонуть, виним ли мы воду? И хотя по сравнению с более известным его современником репутация Гауэра существенно пострадала, 49 сохранившихся списков «Исповеди» позволяют предположить, что в свое время она определенно пользовалась популярностью.

Так неужели в уравнении появилось новое неизвестное? Некое неведомое раньше сопротивление старому представлению о любви как о страдании – и как о явлении, отличном от счастливого, хоть и прозаического брака и отчасти даже враждебном ему? «Легенда о славных женщинах» Чосера повествует о множестве героинь от Клеопатры до Лукреции, испытавших предательство возлюбленных, – своего рода мученицах любви, но любви, которая приравнивалась к браку или его обещанию[62]. Чосер создавал «Легенду» в то время, когда анжуйский дворянин, рыцарь Жоффруа де Ла Тур Ландри, только что выпустил чрезвычайно популярную «Книгу поучений дочерям». В ней он писал о служении Любви и о своей первой жене («была она всех благ росток и вестник»), которая вдохновляла его на поэзию и ратные подвиги. Вторая его спутница, на которой он женился, после того как первая образцовая умерла, предупреждает девушек, что к подобным словам прибегают все мужчины и это «не более чем уловка… дабы проще и скорее снискать расположение и благосклонность своих возлюбленных». Что касается «Кентерберийских рассказов», Чосер стремился показать в них, как в цветастом калейдоскопе, все многообразие оттенков брака, любви и даже вожделения.

Разумеется, «Рассказы» просто обязаны были начаться в погожий весенний день, когда божьи птахи щебечут от радости, – это и наполнено поэтическим значением, и практично с точки зрения паломников, готовящихся к путешествию по утопающим в грязи средневековым дорогам. Из рассказчиков и их историй в свете нашей темы можно выделить три. «Рассказ рыцаря» – самая классическая куртуазная история, рассказанная по-настоящему учтивым автором, – по сути, это ранее написанная Чосером поэма «Паламон и Арсита» о двух рыцарях, которые соперничают за любовь одной и той же дамы. (Обратите внимание, что она не проявляет благосклонность ни к тому, ни к другому и предпочла бы продолжать свое любимое занятие – охоту, как богиня Диана или как Елизавета Тюдор в будущем.) Следующий рассказ воинственного пьяницы-мельника напоминает песенки фаблио – непристойную реакцию на идею куртуазной любви. Он повествует о старом муже, его молодой жене и молодом работнике и представляет собой что-то вроде расширенной версии современного восклицания «Поцелуй меня в задницу».

вернуться

61

Цит. по: Чосер Д. Троил и Крессида. С. 85.