Весной прошлого года он долго обсуждал с Генрихом и советом неэффективность мер по отправлению правосудия и чудовищность злоупотреблений. Он не был адвокатом и не имел юридической подготовки, однако его ум и уверенность в своих силах легко преодолевали любые сомнения в его способностях. Совместно с королем он решил укрепить процедуры применимого права посредством органа, известного как Звездная палата; в качестве судейской инстанции Королевский совет собирался в зале, потолок которого был усыпан звездами.
Под звездным небом лорд-канцлер мог допрашивать, в частности, сильнейших лиц государства и определять им меру наказания. «Я намерен, — писал он, — обучить их закону Звездной палаты». Он наказывал лордов за содержание слишком многочисленной вооруженной свиты, а рыцарей — за «давление» (принуждение к действию) на своих более бедных арендаторов; он расследовал случаи клятвопреступления и фальшивомонетничества; он регулировал цены и запасы провизии, справедливо полагая, что нехватка продовольствия может спровоцировать бунт. Одной из главных функций палаты было подавление общественных беспорядков или наказание за участие в них. Уолси изучал поведение шерифов. Во время предыдущего правления в Звездной палате слушалось примерно двенадцать дел в год; под руководством Уолси их количество достигло 120 за тот же период.
У Уолси был свой суд, называвшийся Канцлерским. Это был гражданский, а не уголовный суд, занимавшийся урегулированием таких вопросов, как получение наследства и разногласия по контрактам. Истцы могли изложить дело простым языком, а ответчики были обязаны явиться в суд, получив «повестку». Это был эффективный способ рассмотрения апелляций против решений, вынесенных судами общего права. А для кардинала подобный суд служил средством жесткого контроля государственных дел. Каждый день Уолси следовал с процессией в Вестминстер-Холл, перед ним несли два больших серебряных креста вместе с большой печатью и кардинальской шапкой; на нем были одеяния из багряного шелка с пелериной или капюшоном, отороченным собольим мехом. В руке он нес выскобленный и заполненный уксусом апельсин и прижимал его к носу, проходя через толпу ждущих его просителей. «О мои господа и повелители, — кричали прислужники, — расступитесь перед его преосвященством!» Джон Скелтон так описал его поведение в Канцлерском суде:
Он вызывал негодование у тех, кого наказывал, однако его служение правосудию, по всей видимости, принесло свои плоды. Поздним летом 1517 года он написал Генриху письмо, в котором с изрядной долей самодовольства рассказывал о благоденствующем королевстве. «Хвала Богу, — говорил он, — никогда прежде в государстве не царил такой мир и спокойствие».
В том же году Уолси организовал расследование причин сокращения сельского населения в графствах Англии. Сельская местность менялась на протяжении многих поколений: метаморфозы происходили настолько медленно, что были незаметны, пока не становилось слишком поздно что-либо предпринимать. К тому времени, как огораживание земель более состоятельными или предприимчивыми крестьянами было признано вопиющей несправедливостью, это уже стало привычной практикой, которую нельзя было повернуть вспять. Общество мелких землевладельцев уступило место крупным фермерам-арендаторам и классу безземельных батраков. Таков путь любых исторических перемен. Они происходят на протяжении многих десятилетий, многих веков, пока не станут необратимыми.
В XVI веке в свет вышло множество трактатов и памфлетов на тему пагубного влияния огораживания. «Утопия» Томаса Мора была отчасти направлена против этой практики. Огороженную землю стали использовать для разведения овец вместо выращивания сельскохозяйственных культур. Многие писали, что теперь овцы стали поедать людей, а не наоборот. Один пастух занял место множества земледельцев, что в результате привело к оттоку населения из значительной части сельских районов. Один из епископов писал Уолси: «Ваше сердце бы сжалось при виде городов, деревень, селений, дворянских поместий в упадке и запустении, вокруг ни души, лежат лишь брошенные плуги». Крестьяне, не находя себе работы, двигались дальше. Простые дома сельских арендаторов, покинутые хозяевами, разрушались от ветра и дождя; крошились стены и падали крыши, оставляя лишь земляные холмики там, где некогда стояли жилища. Деревенская церковь порой становилась кровом для скота. И все-таки определить причины этого упадка было очень сложно. Причиной бедственного положения в начале XVI века скорее могла стать череда неурожаев и неуклонный рост населения, к примеру, нежели резкое ускорение темпов огораживания земель. Население примерно в три миллиона человек оставалось ниже уровня, достигнутого в начале XIV века, однако оно постоянно росло[2].
1
And openly in that place / He rages and he raves / And calls them cankered knaves… / In the Star Chamber he nods and becks… / Duke, earl, baron or lord / To his sentence must accord.
2
В середине XIV в. разразилась эпидемия чумы, или Черной смерти. В Англии население сократилось не менее чем на 25 % (порой указываются и более внушительные данные — о гибели 60 % жителей). В начале XIV в. население Англии составляло около пяти миллионов человек. Великий голод 1315–1317 гг. унес жизни более полумиллиона англичан. —