Однажды Тюха прибежал из тайги в полдень, чего никогда не случалось. Он как-то странно вертелся возле матери, умильно брехал, повизгивал. Дамка строго глядела на него и тоже тявкала. Пыжик и Серко стояли рядом и, прислушиваясь, изредка взлаивали.
Я наблюдал за собаками. Казалось, Тюха докладывал о чём-то весьма значительном, а мать и братья не особенно верили ему. Они выведывали дополнительные подробности.
Раза два Тюха порывался бежать со двора, как бы приглашая за собою мать и братьев. Дамка рычала; Пыжик и Серко, рванувшиеся было за щенком, покорно останавливались. Тюха снова начинал тявкать, юлить.
Должно быть, он убедил Дамку. Она как-то по- особенному рыкнула, и все четыре собаки галопом помчались в тайгу. Тюха бежал впереди.
Скоро из леса донёсся лай. Звонкий голос Дамки сливался с гулкими басами её сыновей. Тюха захлёбывался от азарта, ломкий басок его переходил в истошный щенячий визг.
Авдей Мироныч вышел на крыльцо, прислушался, погладил рыжую бороду и сказал:
— На зверя!
Он проворно сбегал в амбар, сунул в двустволку патроны с пулями, пристегнул к поясу «охотничий нож, надел патронташ и зашагал в тайгу. Я взял ружьё и пошёл за ним.
Пелагея Ниловна полола в огороде капусту.
— И вас Тюха взбаламутил? — засмеялась она. — Не ходите, мужики. На куницу, поди, лают. Куниц-то не время ещё бить.
Авдей махнул рукой и прибавил шагу.
Лай был серьёзный, подогревал нас обоих. Мы уже не шли, а бежали, прыгая через валежины и мелкие кусты.
На полянке лежал медведь с вырванным боком. Прислонившись задом к медведю, сидела росомаха. Собаки не нападали на росомаху и не давали ей тронуться с места.
Я сразу отгадал «хитрость» Дамки. Вчетвером лайки, хорошо притравленные на зверя, одолели бы росомаху. Да ведь и она могла их поцарапать в схватке, особенно молодого, неопытного Тюху. Дамка, искушённая в охотничьих делах, сообразила, что сегодня нет нужды рисковать. Надо вызвать хозяина. Пусть заговорит ружьё!
И оно заговорило. Авдей Мироныч с хода ударил ро росомахе жаканом и снёс ей череп. Тюха будто ждал выстрела — он прыгнул и впился в горло росомахе. Мы едва оттащили собаку от мёртвого зверя. Дамка слизывала тёплую кровь с головы росомахи и ласково-поощряющим взглядом смотрела на младшего сына.
Когда привезли в деревню добычу, я высказал хозяину свои соображения о собачьем разговоре. Авдей Мироныч сказал:
— А что вы думаете, они понимают друг друга! Нынешний случай возьмём. Медведь подох, должно, от старости. К свежей туше подкатила росомаха и давай жрать. Тюха это увидел. Нападать одному неспродручно и оставить зверей нельзя: непорядок! Он и припылил за подмогой. Не обскажи он, в чём суть, разве бы Дамка побежала за ним в тайгу? Никогда!
Вечером хозяин растянул на распорах медвежью и росомашью шкуры. Мясо зверей засолили на корм собакам.
Пелагея Ниловна, очень довольная, сказала:
— Вот вам и Тюха!
Утки
Кряква вела своих маленьких детей из высохшего болота к заливу реки. На моих глазах утку схватил ястреб.
Утята были совсем крошки. Мне казалось, они погибнут без матери. Я собрал их в шляпу и принёс домой.
Двор у меня крытый, скота нет, и малышам жилось привольно. Они сперва дичились немного, забивались в тёмные углы, но корм ели вполне исправно, охотно купались в корыте, куда каждый день наливалась свежая вода.
Одного малыша поцарапал соседский кот, вывернул ему лапку. Утёнок выжил, но остался хромоножкой. Пока я лечил его, делал перевязки и припарки, он сильно привязался ко мне, стал более ручным, чем другие утята.
Они подрастали и становились настоящими прожорами: ели кашу, рубленую картошку, салат, рыбу, лягушек, редиску, червячков и улиток. Только давай!
В доме завёлся ещё один питомец — лисёнок. Лисы с птицей дружбу не водят. Как быть с утятами?
Я недолго думая подарил малышей колхозной птицеферме. Там были утята одного возраста с моими, и мне казалось — дикари найдут в одной из домашних уток добрую мамашу, вольются в какой-нибудь выводок.
Начались непонятные дела. Мои крошки проводили день на птицеферме, плавали на колхозном прудке, а вечером ковыляли на мой двор. Впереди всегда Шагала хромоножка. Подойдут к воротам и забаву шипят:
«Отпирай, хозяин! Ночевать пришли!»
Я устраивал их на ночлег, а утром снова нёс на птицеферму.
Птичница Мария Даниловна однажды сказала мне:
— Морока с твоими дикарями: я к ним с лаской, в они нос набок! И всё норовят попрятаться. В воду нырнут, в крапиву забьются. Тем и занимаюсь, что разыскиваю. Они ведь в книге записаны — пропадут, а я за них отвечай. Забирай, пожалуйста, себе или выкинь на болото.