… Берта уже очень давно была с ним, а в этот раз она подошла к нему совсем близко, он даже ощутил ее знакомое теплое дыхание, оно опалило его лицо, так бывало всякий раз, когда Берта оказывалась в его объятьях. И снова у самого уха старика зазвучал такой родной, чуть с хрипотцей женский голос, шептавший:
— Мой любимый комбат, что же делать, если так случилось? Видно, не судьба нам с тобой вместе жить и стариться, воспитывать детей и радоваться внукам и правнукам… Я ушла… вынуждена была уйти, я ушла, чтобы спасти твоего ребенка…
Старик вдруг вспомнил давнее поведение Умман, которое тогда казалось ему странным и непонятным. Временами она хватала на руки маленького Эльмана, прижимала к груди, целовала, а потом начинала плакать. Тогда Балкан думал: “Она опять вспомнила подругу и расстроилась… они ведь так дружны были, так любили друг друга…” Потом он стал думать о том, что Умман, забеременев, каждый раз ждала сына, но Бог не давал ей его, она рожала дочерей, видно, это ей была расплата за совершенный грех, такое могут только люди простить, но Бог никогда не прощает.
Рано утром Ширван вышел из дома по нужде, а когда вернулся, увидел, что Балкан все еще неподвижно сидит на своей постели, и вид у него был такой, словно он упал с лошади и повредил голову.
Вышло опять по поговорке: “Если нужно больному для лечения, то и зимой найдется арбуз полосатый”.Парни, поднятые на ноги внуком Ширвана, перед самым полуднем выловили тюленя, за которым столько времени гонялся старик, положили его в лодку и орущего привезли в село.
Когда старик подошел к своей готовой к отплытию лодке, в ней уже черной горой высился тюлень, в нескольких местах обмотанный веревками и привязанный к лодке. Он дергался, пытаясь сорвать с себя пожелтевшие веревки, временами, словно чувствуя приближение конца, начинал орать, как бык, к горлу которого приставлен нож.
Со своим родным аулом старик распрощался грустно и совсем без настроения. Только что, проходя мимо, обратил внимание, как накренился к воде каменный дукан, он стал похожим на меня, подумалось старику. Вид у строения был такой, словно оно вот-вот опрокинется и упадет в воду, отчего старик расстроился еще больше.
После ночного рассказа Ширвана он все еще не мог придти в себя, ему никак не удавалось собрать воедино мысли, родившиеся этой ночью, когда он узнал так много нового и страшного.
Вместе с парнями, рано утром вышедшими в море и добывшими для него тюленя, на пристань пришли и их родственники, прослышавшие о его приезде, пришли, чтобы поздороваться, справиться о здоровье. Прощаясь с ними, старик растрогался до слез.
Лица большинства собравшихся на берегу людей были знакомы старику, некоторые из них даже бывали у него в доме, чаевничали, угощались вкусными обедами Умман эне. Но старик не знал имен многих из них, а если и называл кого-то по имени, оказывалось, что это имя либо отца, либо старшего брата того человека. Как и сам старик, состарилась и его память, она теперь мало что хранила в своих закромах.
Многие по-своему восприняли состояние старика, они думали, что старик расстраивается из-за того, что ему вряд ли удастся еще хотя бы раз побывать в родном селе, что сейчас он прощается с ним и его жителями навсегда. Ни одному из тех, кто сейчас окружал старика, неведомо было, что капкан, поставленный много-много лет назад, захлопнулся именно сегодня. Правда, и сам старик, пытаясь осмыслить услышанное, все никак не мог понять, как такое могло случиться, не мог поверить в это.
Говорят, “Конь и человек бегут от того места, где их напугали”. Придя на берег моря, старик и сам не захотел долго задерживаться здесь. Он знал, что здесь его душе теперь не будет покоя, он чувствовал: чем больше здесь стоит, тем сильнее разгорается внутри него пожар, как будто кто-то ворошит горящие угольки. Понял, что буря, поднятая в его душе прошлой ночью, не скоро уляжется.
Кивком головы попрощавшись с собравшимися людьми, старик сел в лодку и прошел к рубке. Вокруг лодки в разные стороны кругами расходились мелкие волны. Лодку подтолкнули, она отошла немного от берега и, когда заработал мотор, взревел закружилась на месте, напоминая взбешенную рычащую собаку, на которую, нечаянно наступили во время ее спокойного сна.
Некоторое время старик, словно спасаясь от нагоняющего его врага, гнал лодку в неизвестном направлении, совершенно не соображая, куда плывет.