С силой упершись руками в камень и оттолкнувшись пятками от склона, он прямо из сидячего положения бросился со скалы и, распрямившись в воздухе, вошел в тихую зеленую воду, подняв не больше брызг, чем мог бы поднять гарпун. Сидевший на каком-то нижнем уступе, греясь на солнышке, одинокий чистик вспорхнул и стремглав полетел к морю. В воздух поднялось с полдюжины вспугнутых внезапным движением белых птиц, оглашая его криками:
— Киттиуэйк! Киттиуэйк!
Элизабет громко вскрикнула, с неуклюжей поспешностью вскочила на ноги, потом опять опустилась на колени на самом краю скалы и посмотрела вниз. В медленно колыхавшейся прозрачной воде она разглядела бледное тело пловца, то исполосованное темными лентами водорослей, кустившихся у плоского подножья скалы, то исчезавшее в мрачных глубинах, где прятались их корни. Через минуту-другую над водой показалась его голова, он встряхнул ею — с волос полетели блестящие брызги — и поднял к ней смеющееся лицо. Плывя, он крепко сжимал в правой руке иссиня-черного омара, высоко подняв его, чтобы и она могла им полюбоваться. Потом он бросил его на плоский камень неподалеку от себя и, быстро выбравшись из воды, снова поймал его и держал, остерегаясь укуса, до тех пор, пока не отыскал в кармане брюк кусок бечевки.
— Я свяжу ему клешни, и вы сможете отнести его домой на ужин, — крикнул он ей.
Ей казалось, что подняться по отвесному склону скалы невозможно, но он поднялся от самого подножья, цепляясь руками и ногами за невидимые сверху выступы, и, бросив связанного омара на землю, проворно перемахнул через край.
— Вы в жизни такого громадного не видели, — похвалялся он. — Уверен, что весит шесть-семь килограммов. По меньшей мере шесть. Поглядите на его правую клешню! Он мог бы расколоть ею кокосовый орех. Час назад, когда я плавал, он пытался перекусить мне щиколотку; только тогда я не успел его схватить — он спрятался в свою нору. Но теперь-то я его поймал, злодея. За плечами этого черного существа больше двадцати лет преступлений. По виду ему можно дать года двадцать четыре — двадцать пять. Да он старше вас, понимаете? Если только вы не сильно старше, чем выглядите? Сколько вам лет?
Но омар нисколько не прельщал Элизабет. Она попятилась, отступая до тех пор, пока не оказалась приперта спиной к стене. Она стояла, тесно прижавшись к склону, шаря по камню ладонями, словно в поисках потайного замка или запора, который впустил бы ее внутрь. Лицо у нее стало белое, бледные губы дрожали.
Когда она не ответила, он обернулся и спросил, в чем дело.
Голос ее звучал слабо и испуганно.
— Вы кто? — прошептала она, и ее шепот сменился невнятным заиканием. — Что вы такое?
Выражение у него изменилось, и его покрытое каплями лицо стало жестким, как просвечивающий сквозь воду камень.
— Всего несколько минут назад, — сказал он, — вы как будто прекрасно знали, кто я такой. Еще называли меня Роджером Фэрфилдом, не так ли?
— Но имя еще не все. Оно мало что говорит.
— А что вы еще хотите знать?
Ее голос звучал так высоко и натужно, что слова, которые она произносила, казались тенями слов и звучали так, словно продрогли от холода.
— Так прыгнуть в море — это не по-человечески!
Его холодное лицо исказила хмурая гримаса.
— Странные вещи вы говорите.
— Вы бы убились, если б…если б…
Он снова сделал шаг в сторону моря, посмотрел вниз, в спокойную глубину и сказал:
— Вы преувеличиваете. Здесь не больше пятнадцати, ну, может, двадцати метров — и к тому же здесь глубоко. Да идите сюда, назад. Чего вы убегаете?
— Пропустите меня! — закричала она.
— Я не желаю здесь оставаться. Я… я боюсь.
— Прискорбно. Никак не ожидал такого оборота.
— Пожалуйста, пропустите меня!
— Не думаю, чтобы я согласился. Во всяком случае пока вы мне не скажете, чего вы испугались.
— Почему, — пролепетала она, — почему вы носите меховые штаны?
Он рассмеялся и, не переставая смеяться, обхватил ее за талию и потянул к краю скалы.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Я не собираюсь бросать вас вниз. Но если вам так уж хочется поговорить о штанах, мне кажется, нам следует сесть. Посмотрите, какая гладкая вода, какой цвет, как играет свет в глубине: видели вы когда-нибудь что-нибудь прекраснее? Посмотрите на небо: оно спокойно, не правда ли? Посмотрите на ту парящую птицу, — ее ничто не тревожит, так чего вам беспокоиться?
Она отпрянула, всем весом налегая на обвивавшую ее талию руку: но рука была сильная, он как будто и не почувствовал никакого давления. Не обращал он внимания и на ее отчаяние — она рыдала без слез, как слишком долго проплакавший ребенок, — продолжая говорить в том же легком и приятном тоне непринужденной беседы, пока уставшие мышцы ее тела не расслабились и она не опустилась в пределах очерченного его рукою пространства, больше не порываясь спастись бегством, но со страхом ощущая на своем теле, прямо под грудью близость его руки.