Затем он купил «Искусство строить и́глу» и «Как готовить тюленя», а также «Нравы и обычаи эскимосов», внезапно перестал умываться, каждое утро принимал холодный душ и послал в «Вулворт»[21] заказ на несколько миллионов долларов — ракетницы, сани, упряжка на двенадцать собак, специально натасканных на открытие Северного полюса.
— Лени.
— Да, патрон.
— Мы уйдем жить подальше от людей, куда-нибудь в Полярную пустыню.
— Да, патрон.
— У нас будет иглу, верные собаки, дети, которые не пойдут в школу.
— Да, патрон.
— Рано утром я буду уходить охотиться на тюленей, а возвращаться буду вечером, усталый и счастливый.
— Да, патрон. Спорт — это полезно.
— А ты в это время будешь воспитывать наших детей, задавать корм ручным пингвинам, заниматься тысячей хозяйственных дел, мелких, но необходимых, и ты будешь ждать меня.
— Точно, патрон, так и будет.
— Раз в месяц мы будем ездить на быстрых санях в соседнюю деревню, к эскимосам, за пятьсот миль от нашего иглу. Сначала они отнесутся к нам подозрительно, но мы сумеем заслужить их доверие. Постепенно.
— Постепенно, патрон, постепенно.
— Тогда они посвятят нас в свои простые, но святые обычаи. Им нет дела до расовой дискриминации, они ассимилируют нас, и мы проживем и умрем счастливыми.
— Мы проживем и умрем счастливыми, точно, патрон. Успокойтесь.
— Снег очистит все — великий холод. Мы наконец-то очистимся. Морозный воздух вернет нам первозданную чистоту…
— Люди, патрон, не очищаются льдом — только огнем.
Но Махатма очень быстро потерял интерес и к Великому Северу. Он приобрел атлас и с помощью циркуля обвел красным маленький островок в Банановом архипелаге. Он проводил время за чтением «Робинзона Крузо» и однажды вдруг взглянул на дядю Ната совсем другими глазами.
— Не рассчитывайте на меня, патрон, — тут же возмутился дядя Нат. — Поищите другого Пятницу.
Потом Тюльпан купил огромный сундук и пару недель тер друг о друга две палки, ожидая искры, которая так и не появилась. Он прочел «Один перед лицом Природы» капитана Макинтайра, сделал гигантские запасы провианта в виде консервов и заказал замысловатый материал для кемпинга, найденный в каталоге «Вулворта» в рубрике «Везде как дома». Он укомплектовал свое снаряжение буссолью, удочками, пеньковым тросом и маленькой колониальной аптечкой. Но потом, убив недели две, выбирая между американской и русской плащ-палаткой, впал вдруг в очередную депрессию, выбросил все снаряжение на свалку и неделю пролежал, уткнувшись в подушку.
— Оставьте меня в покое, друг мой. Ну же, отпустите мою руку. Что еще за дела?
— Pukka Sahib, смилуйтесь над бедным временно освобожденным белым! Отца расстреляли на рассвете, мать и сестру насиловали несколько раз без суда и следствия, а меня три дня везли в вагоне для скота из Компьеня в Бельзен — взаперти, совершенно голого, среди зимы…
— Это все немцы, друг мой. Мы тут ни при чем. У нас чистые руки, да. Мы за это не отвечаем. Мы-то сами благородны, гуманны, толерантны… Это немы, это они.
— Pukka Sahib! Мне нравится ваше круглое лицо и розовые щеки.