— Индивидуум не мертв! — горланил Паоло в комнате за лавкой.
— Нет, Паоло, старый друг, — крикнул синьор Черубини, — нет, индивидуум не мертв! Я сказал бы даже, что никогда он не был более жив и полон решимости заклеймить преступления коллективизма, бросив наконец великий клич объединения, призвание к крестовому походу против варварского Суверенитета государств! Только послушайте, дорогой мой, послушайте внимательно. — Он прочел: — «Сегодня сорок второй день Голодного крестового похода, начатого Тюльпаном, Белым Махатмой Гарлема. Во всем мире приверженцы этого великого движения за эмансипацию человека исчисляются миллионами, но сам его лидер быстро слабеет. Никакими силами члены Конгресса не смогли заставить его прервать пост. „Сначала постройте лучшее общество, основанное на справедливости и уважении к каждому человеку, выбросьте ваши учебники истории, перевоспитайте победителей и побежденных, дайте всем хлеб, работу и свет… Отмените преступный Суверенитет Государств! Провозгласите священный закон обязательного вмешательства каждой страны во внешнюю политику других стран! Долой изоляционизм совести! Вперед, за мир и объединение!“ На телеграмму из Калькутты с предложением считать, что фруктовый сок, мясной бульон, свежие овощи и массаж с питательной массой раз в два дня не являются несовместимыми с полным постом, Махатма ответил категорическим отказом. „Взгляните, куда дух компромисса завел Римскую церковь“, — телеграфировал он.
Денно и нощно у дома Тюльпана теснится такая толпа, что его приходится постоянно усиленно охранять. Работу полиции осложняют тысячи девушек от тринадцати до шестнадцати лет, которые в состоянии экстаза, близком к разврату, ложатся прямо на пороге и тротуаре. Некоторые из этих юных энтузиасток силой прорываются к двери Махатмы, умоляют его подойти к окну и спеть для толпы учеников „Swing, swing my heart“ и „Oh! how I love my sugar daddy“. Тюльпан, уже сильно ослабевший, покоряется с большим удовольствием. Журналисту, спросившему, намерен ли он довести свой Крестовый поход до конца, Махатма ответил: „Это мой дар человечеству. Я хочу раскрыть наконец изумленному миру все могущество, скрытое в индивидууме“. Большую лотерею, организованную членами ассоциации „Молитва за Победителей“ в пользу их движения, выиграл юный Тим Зюскинд из Нью-Йорка, который на семьдесят третий день своего поста достиг веса Тюльпана — восьмидесяти шести фунтов и двух унций. Организованный банкирами с Уолл-стрит колоссальный Крестовый поход против рака, этого бича общества, достиг высшей точки. В результате Институты защиты от рака до такой степени расплодились по стране, что Тюльпан должен был направить банкирам настоятельное требование прекратить их братоубийственные разборки. Из Ватикана: хорошо информированное большинство довольно сдержанно отреагировало на поступившую от „Ассоциации Прессы“ новость о том, что тело Постящегося Европейца уже источает аромат роз».
— Индивидуум не мертв! — кричал Паоло.
Синьор Черубини смял газету и посмотрел мистеру Джонсу в глаза.
— Сохо немедленно должен дать свой ответ, — глухо сказал он.
Мистер Джонс ничего не ответил, угрюмо проглотил кусок горгонзолы, протянутый другом, и с дурными предчувствиями вернулся к себе.
XVI
Он творит чудеса
И тогда Тюльпан велел привезти на чердак парализованного старика и сказал ему: «Встань и иди!» — и паралитик не встал и не пошел. И тогда Тюльпан повторил со слезами: «Встань и иди!» — и паралитик сделал невероятное усилие, но не встал и не пошел. И в третий раз молил его Тюльпан: «Встань и иди!» — но бедный человек не мог пошевелиться и только сказал Тюльпану с огромной тоской: «Простите мне, брат мой, что не могу помочь вам». И тогда Тюльпан заплакал, и спешно послал искать слепого, и сказал ему: «Открой глаза и смотри!» И слепой открыл глаза, но ничего не увидел. И тогда Тюльпан пал на колени перед ним и умолял: «Сжалься! открой глаза и смотри!» И слепой негр открыл глаза, но ничего не увидел. И горькие слезы потекли по его щекам, и он сказал Тюльпану: «Простите меня, брат мой, но я ничего не могу сделать для вас». И тогда Тюльпан велел привести на чердак молодую негритянку, дитя которой умирало от лихорадки; и он коснулся лба младенца и сказал ему: «Исцелись!» Но лихорадка не отступила. И тогда Тюльпан повторил со всей своей верой: «Исцелись, исцелись!» Но ребенок не исцелился; напротив, он в тот же миг умер на руках у своей матери. И тогда заплаканная мать смущенно сказала Тюльпану: «Простите его, мой Господин, он слишком мал и не ведает, что творит». И тогда Тюльпан закрыл лицо руками и заплакал; потом велел привести на чердак негра и сказал ему: «Стань белым, сжалься надо мной!» — но негр оставался черен и лишь взял Тюльпана за руку, сжал ее и тихо сказал: «Простите нас, мой Господин, мы ничего не можем сделать для вас». И тогда Тюльпан заперся у себя на чердаке и плакал семь дней и семь ночей; а толпа на улице ожидала в молчании, печально, но безропотно, задумчиво жуя жвачку, — да, ибо такова истинная печаль и такова истинная покорность. И, видя скорбь народа, дядя Нат вышел к нему и сказал: «Слушайте, слушайте, ибо я говорю вам». И толпа слушала его и, выслушав, устроила овацию. И сразу лжепаралитик, лжеслепец и молодая негритянка, чье дитя безмятежно спало, поднялись на чердак. И Тюльпан сказал паралитику: «Встань и иди!» — и паралитик встал и зашагал уверенно. И, не помня себя от радости, Тюльпан приказал слепому: «Открой глаза и смотри!» — и слепой открыл глаза и видел. И великим светом просияло лицо Тюльпана, и повернулся он к ребенку, спящему на руках у матери, и крикнул ему звонким голосом: «Исцелись!» — и невинный младенец пробудился и начал плакать во все горло. И тогда Тюльпан упал на колени, и воздел руки к небу, и вскричал: «Благодарю, Господи, благодарю, ибо, воистину, никогда я в Тебе не сомневался!» И он велел своим любимым ученикам взойти на чердак, и на глазах у них торжественно вкусил немного пюре, чтобы отпраздновать случившееся.