— Ты чего вздыхаешь?
— Не знаю. Люди уже давно забыли, отчего они вздыхают.
— Яблоко, — сказал Флапс.
— Чего?
— Яблоко. Змей. Первородный грех. Две пары на туза.
— Брелан![9] — сказал Гринберг. — Флапс, почему ты стал журналистом?
— У меня не было выбора. Я подыхал с голоду.
Биддль вдруг перестал храпеть и застонал: ему снился сон. В коротеньких штанишках и хорошенькой матроске Биддль бегал за мячом по саду. Всюду порхали белые бабочки, в небе резвились белые облачка. Белые барашки гуляли по траве; другие ребятишки пускали на пруду парусник, совсем белый. Биддль умирал от желания подойти к ним, но вдруг услышал голос какой-то мамаши: «Нельзя играть с этим мальчиком, он же негр». С тяжелым сердцем бежал Биддль за мячом; и солнышко блестело, и бабочки порхали, и маргаритки цвели повсюду, только не в его сердце — там не было ни солнца, ни бабочек, ни маргариток. Он налетел на старую даму, она пригладила его курчавые волосы и ласково спросила: «Сколько тебе лет, малыш?»
— Солок четыле, — сказал Биддль.
Флапс и Гринберг перестали играть и посмотрели на него с надеждой. Но Биддль не сказал больше ничего вразумительного.
IV
Ночь — все, чего мы заслуживаем
— Кто-то должен указывать путь, — сказал Флапс. — Миру не хватает великой и прекрасной фигуры.
— Фюрера, — сказал Гринберг.
— Ростра, — сказал Флапс.
— Когда я был маленьким, — сказал Костелло, — я ловил мух и запихивал их в бутылку. Потом затыкал ее. И слушал, как они жужжат.
— Милый ребенок, — сказал Гринберг.
— Теперь мухи отомщены. Все, что мы можем, это жужжать.
— Не преувеличивай, — запротестовал Флапс. — У нас есть снега Гималаев, теплые моря, коралловые рифы…
— Бззз, — отозвался Гринберг, — бззз.
— У нас есть пенициллин, собаки, которые нас любят, Гомер, Христос, Ленин…
— Бззз, — отозвался Гринберг, — бззз.
— Грязный еврей, — сказал Флапс.
— Грязный негр, — сказал Гринберг.
— Бззз, — отозвался Костелло, — бззз, бззз, бззз.
Он поднялся и пошел открывать окно. Свежий воздух влился в комнату, точно новая кровь.
— День начинается.
— Это можно остановить? — осведомился Гринберг.
— Нет.
— Ночь, — сказал Гринберг, — вот все, чего мы заслуживаем.
— Вера, — сказал Флапс, — ему не хватает веры. Нельзя жить без веры.
— Грязная ночь, — сказал Гринберг, — холодная, черная и без запаха, как кофе в поганой забегаловке…
Он тяжело встал и дотащился до окна. Накинутое на плечи пальто с повисшими, точно усталые крылья, рукавами, печальный нос и палевые глаза делали его похожим на старую сову. Он высунулся из окна. Гарлем начинал вывозить мусор. Тусклый день выползал на тротуары.
— Я хотел помочь, — сказал Флапс.
— Вечно ты со своим христианским милосердием, — сказал Гринберг.
— День начинается — вот и все новости, — сказал Костелло. — Жидковато для первой полосы.
— Можно исправить маленько… — сказал Гринберг и предложил: — День поднимается, точно белый флаг над руинами.
— День возвращается и рыщет по бандитским окраинам, — выдал Костелло.
— Он хочет убедиться, что все мертвецы мертвы как положено, — продекламировал Гринберг.
— И все раны кровоточат как положено.
— Бззз, — торжественно высказался Флапс. — Бззз.
— Он торопится. Ему нужно в банк, — сказал Гринберг.
— И поискать в мусорках хлеба насущного.
— И отплатить своим угнетателям, — сказал Гринберг.
— И расстрелять кого-нибудь, — сказал Костелло.
— Бззз, — зудел Флапс, — бззз.
— Он грядет со своим величием и своей духовной миссией.
— Он грядет со стаканом рома и атомной бомбой.
— Бзз, — зудел Флапс. — Бззз.
— Грязный негр, — сказал Гринберг.
— Грязный еврей, — сказал Флапс.
— Бззз, — выдал Костелло, — бззз, бзззз.
В контору вошел мальчишка-лифтер с подносом.
— Он грядет с теплым кофе, тостами и «Лаки Страйком», — сказал Гринберг.
Кофе пах великолепно. Они пили, обжигая губы. Мальчишка повернулся к Флапсу:
— Там один негр внизу, он спрашивает вас, сэр.
— Что за негр?
— Очень старый негр, сэр, очень, — восхищенно сказал мальчишка. — Самый старый живой негр, какого я видел, сэр. Приятно посмотреть на такого негра, сэр, это доказывает, что все-таки можно жить долго, сэр, если постараться, сэр.
— Чего он хочет?
— Он говорит, что хочет продать вам новость мирового масштаба, сэр. Очень старый негр, сэр. Даже удивительно видеть такого старого негра в такую рань, сэр.