— МАРИ! — закричал он, бросая на сцену пригоршни серебряных и золотых блесток. — ТЫ СЕКСИ-МАМОЧКА! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Женщина, закинувшая ногу на шест, не шевелилась.
Она оставалась абсолютно неподвижной, пока стихали первые несколько тактов музыки.
Когда все сосредоточились на сцене, музыка изменилась.
Длинноногая женщина в белом меховом купальнике продолжала висеть на шесте. Вместе с бикини на ней были полосатые красно-белые чулки до колен с белым мехом сверху, ярко-красные блестящие туфли на пятнадцатисантиметровом каблуке, полосатые красно-белые перчатки до локтей и меховая шапка Санты.
Она выглядела, как очень сексуальная карамельная трость.
Тюр поёрзал на своём сиденье, не в силах оторвать взгляд от неё или этой ноги, обвившейся вокруг шеста.
Новая песня, раздавшаяся из колонок, была известна даже ему.
Он слышал её раньше, в разное время его визитов на Землю на протяжении многих лет. Он даже знал, что это была праздничная песня, хотя Рождество в Асгарде обычно не отмечали.
Когда из колонок клуба полились первые несколько тактов «Santa Baby», свист стал ещё громче, и женщина начала двигаться, идеально покачивая бёдрами в ритме музыки.
Тюр словно загипнотизированный смотрел вместе с остальными, как она схватила серебристый шест сверху и снизу и подтянула остальную часть своего тела в идеальную стойку на руках, используя только мышцы рук, ног и живота. Она добралась до вершины и безупречно исполнила несколько шпагатов, и её чёрные волосы рассыпались по плечам после того, как она стянула с себя шапку Санты и швырнула её в толпу.
Крики и свист становились оглушительными.
Взглянув на толпу, она лукаво подмигнула и улыбнулась публике.
Тюр наблюдал, как её стройное тело волнообразно изогнулось, прежде чем она развернулась обратно и аккуратно приземлилась на эти блестящие красные туфли на очень высоком каблуке… только для того, чтобы снова сесть на шпагат на полированном полу. Она перевернулась, вновь поднялась и схватилась за шест, с легкостью оборачиваясь вокруг него и изящно обвив его одной ногой.
Она двигалась так размеренно и точно, что это выглядело почти механически.
Она еле успела перенести центр тяжести и тут же снова обернулась вокруг шеста в идеальное с музыкой время, и подтянулась ещё несколько раз, после чего легко приземлилась и сделала высокий мах ногой, подняв ступню над головой и опустив её на сиденье стула.
Толпа обезумела.
— ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ, МАРИОН! — крикнул мужчина в толпе.
Все вокруг рассмеялись.
— НЕТ, — закричала женщина рядом с ним. — ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ!
Женщина с длинными чёрными волосами подмигнула другой женщине, затем резко развернулась, высоко подняв колено, и сделала ещё один мах над головой, поставив ногу сзади на сиденье серебристого стула.
Перешагнув через спинку, она кувыркнулась вперед, аккуратно приземлившись спиной на отполированную сцену, и её бедра оказались приподняты вверх, а тёмный макияж подчеркивал её кошачьи светло-карие глаза. Она снова задвигалась под музыку, и Тюр понял, что пялится на эти длинные ноги и худой живот, пытаясь молчаливо напомнить себе, что он здесь делает.
Его взгляд переместился на её лицо и он увидел, что ореховые глаза смотрели на него в ответ.
Она смотрела на него, пока её тело двигалось под музыку.
Казалось, что они находились в этом танце вместе…
Затем она ухватилась за серебристый шест и подтянулась так грациозно, что это выглядело так, будто кто-то поднял её с помощью веревок.
Обхватив ногой шест, она снова плавно прокрутилась вокруг него, пока другая её нога застыла в танцевальном па, а песня уже подходила к концу.
Она закончила выступление, повиснув вниз головой и вытянув одну длинную ногу в идеальную линию, украшенную чулками в красно-белую полоску.
Её губы изогнулись в легкой усмешке, пока она удерживала взгляд Тюра.
Бог не двигался.
Он даже не моргал.
Тем не менее, ему потребовалось несколько секунд, чтобы напомнить себе, кто она такая.
Она была причиной, по которой он находился здесь.
Марион Равенскрофт была его работой.
И пока он повторял эти слова в своей голове на нескольких разных языках…
…он задавался вопросом, верил ли он в это хоть немножко.
Глава 5
Публичная сцена
Она повисла вверх ногами, глядя на мужчину с обсидианово-чёрными, ошеломляющими и тревожно приковывающими к себе глазами, дыша немного тяжелее из-за выступления, которое она составила буквально в последнюю минуту, когда Чарли спросила, не хочет ли она развлечь народ.