— Ты и правда так беспокоишься обо мне? — спросила она потом, и её улыбка померкла. — Ты действительно думаешь, будто я не поняла, что ты не Мистер Заурядность?
Тюр пожал плечами, и его лицо превратилось в маску, пока он вглядывался в её глаза.
Она вспомнила этот взгляд и это непроницаемое выражение.
Однако в отличие от того раза, когда она впервые встретила его, теперь она могла прочитать, что скрывалось за этой маской.
— Я беспокоюсь о… сожалениях, — нерешительно произнес Тюр. — Я не хочу ничего отбирать у тебя Марион. И я не хочу использовать тебя, — прочистив горло, он добавил: — Я знаю, что ты оплакивала мать и сестру, когда я встретил тебя. Потеря семьи — это очень тяжело. Я не хотел, чтобы ты приняла опрометчивое решение…
— Ладно, — Марион покачала головой, поднимая руку, чтобы прервать его. — Хорошо. Остановись.
Крепче обняв его руками, она прильнула к его груди.
Прижавшись к его лицу и шее, на этот раз она зашептала ему на ухо, чтобы его братья не услышали с крыльца.
— То, что между нами, — тихо прошептала она. — Знаешь… эта связь? Ты сказал, что у тебя никогда раньше такого не было.
Тюр молча кивнул.
— Я сказала то же самое, — напомнила она ему, откидываясь назад, чтобы посмотреть на него. — Я говорила серьёзно. Ты знаешь, что я имела в виду. Ты знаешь, что это реально. И со временем это не утихает. Оно становится больше. Увеличивается всё время. И это реально. Для нас обоих.
Тюр замер на мгновение.
Он просто стоял в этой тёплой кристально-голубой воде.
Затем он медленно начал расслабляться, кивая.
— Да, — сказал он.
— Да?
— Ты права.
Марион улыбнулась, и острая боль пронзила её сердце.
Она не преувеличивала.
В последнее время они могли всё больше чувствовать друг друга, с каждым днем всё сильнее. Иногда она могла слышать его мысли в своём разуме так же легко, как и он её. Даже тишина в его сознании сейчас казалась ей другой. Она была настолько наполнена им, его присутствием, той его частью, которая жила за пределами его мыслей, что ей вообще не нужно было ни говорить, ни думать.
Всё это было выше вожделения.
В каком-то смысле это выходило за пределы любви, по крайней мере, в том виде, в каком Марион воспринимала любовь раньше.
Он был частью неё.
Он всегда будет её частью.
«Да, — тихо подумал Тюр. — Да».
Ещё ближе наклонившись к нему, она поцеловала его шею, пробуя языком на вкус, нежно покусывая зубами. Теперь она больше знала о том, что ему нравилось.
Тюр задрожал от острых укусов, словно не мог контролировать свою реакцию, затем обхватил мускулистыми руками её спину, прижимая к себе.
— Хорошо, — сказал он через несколько секунд.
— Хорошо?
— Да, — мягко произнес он, целуя её губы. — Навсегда хорошо.
— Навсегда хорошо, — согласилась она, положив голову ему на плечо.
Долгое время они простояли так.
Во дворе стало тихо.
Из дома больше не доносился смех.
Голоса людей и богов стихли, остался только шум волн вдалеке, чириканье и песни гавайских птиц.
Марион могла бы умереть прямо сейчас.
Она могла бы умереть вместе с ним, и никогда не смогла бы представить себя более счастливой.
Конец