ССБ в стране, победившей расовые предрассудки, по большей части наполнен, конечно, чернокожим населениям, причем обоих полов. Мужчин и женщин, а также лиц, пол которых установить не удалось, держат в соседних железных камерах, отделенных друг от друга тоненькими железными перегородками. Это череда бесконечных камер не больше полуметра в ширину и двух метров в длину в подвальных коридорах, заполненных страшными звуками и запахами людей, переживающих наркотическую ломку, страдающих психическими расстройствами, подчас пьяными. Страну характеризует то, как она относится к заключенным.
За занавесками «скотобойни» меня ждали пара охранников, рамка металлодетектора и огромный серый пластиковый стул, который надзиратели между собой, ухмыляясь, называли «стул хозяина». Меня развернули лицом к стене, приказав положить ладони на грязную липкую от человеческого пота и крови стену, обыскали и кивнули на жуткий серый стул.
– Садись. Прислонись к спинке, сиди не двигаясь, – приказал мне надзиратель. Он повернул выключатель, торчавший сбоку стула. Раздался тонкий, резкий, как писк, звук. Я вздрогнула от неожиданности. Я догадалась, этот зловещий стул проверял наличие металла внутри тела заключенного. Мне таких стульев еще встретится бесконечное множество на пути по этапам и в зданиях судов.
«Все ок. Она – наша», – весело кивнул надзиратель в сторону агентов ФБР, мявшихся в дверях и старавшихся прикрыть носы от зловония.
Меня повели в следующую комнату, где на длинной деревянной скамейке сидел человек или, вернее, некто, чей пол определить по внешнему виду было невозможно. Напротив этого человека у стойки с компьютером стоял охранник, который регистрировал вновь прибывших. Я села на самый краешек скамейки, стараясь не потерять сознание от страшного смрада. Ждать пришлось недолго. Улыбчивый офицер, сняв мои отпечатки пальцев, в недоумении уставился на меня – в бежевых летних брючках-капри, черном топе и тоненькой накидке-кофточке, едва прикрывавшей плечи. Венцом моего внешнего вида была непослушная шевелюра длинных, почти до самого пояса рыжих волос. За этой процедурой последовала следующая – осмотр полицейского психиатра, который проходил в полумраке грязного, заваленного грудами бумаг кабинета, освещенного только белесым светом, излучаемым экраном старого монитора.
– Вы хотите убить себя?
– Нет.
– А покалечить?
– Тоже нет.
– Вы хотите убить кого-нибудь из окружающих вас людей?
– Нет.
– А покалечить?
– Нет.
Опыт многочисленных пересечений границы США научил меня не шутить с представителями правоохранительных органов и служб безопасности. Шутка будет использована против шутника.
– Вы представляете опасность для окружающих? – не унимался полицейский.
– Снова нет.
– А вы когда-нибудь пытались совершить самоубийство?
– Нет.
И так до бесконечности. Мне, грешным делом, закралась в голову мысль, что, например, скажи я, что имею суицидальные наклонности, меня отправили бы в госпиталь, подальше от ужасного вонючего подвала. Хорошо, что эту идею я не воплотила в жизнь признавшихся в суицидальных наклонностях держали в тех же условиях, но снабжали их пребывание в подвале «вишенкой на тортике» – заматывали в смирительную рубашку и клали мумию на железную полку «до востребования».
Когда полицейский, наконец, исчерпал список вопросов, мне предложили сок и бутерброд. Есть не хотелось, но снова что-то подсказало мне, что еду лучше взять. Тут я не прогадала. Бутерброд придется растянуть до полуночи. Ни есть, ни пить больше не дадут. Все встанет на свои места – вот почему мой адвокат так просил оставить мне хотя бы воду.
Полицейский втолкнул меня в проход с небольшой железной лестницей, и мы пошли вниз. Из недр раздавались страшные звуки ударов о металл, крики отчаяния, нечеловеческие стоны и вой.
– А ну, заткнитесь, – рявкнул в полумрак железного ада сопровождавший меня надзиратель. Мы шли по коридору, будто сквозь строй бесконечной череды клеток. На железных сетчатых дверях свешивались мужчины и женщины, просившие дать туалетной бумаги и воды, или сказать, который сейчас час. Особо шумели, увидев меня, мужчины, что вызвало довольную ухмылку на лице надзирателя.
Меня запихнули в одну из клеток по соседству с мужчиной. Боковая стенка была сплошной, это не позволяло мне постоянно видеть соседа, зато ему явно нравилось меня слышать. Звук моих передвижений и подступавших к горлу слез пришелся по вкусу клиенту, и всю ночь я слушала стоны самоудовлетворения представителя сильного пола. Чтобы издавать как можно меньше звуков, я спряталась в самый дальний от стены соседа угол железной полки и прижала ладони к лицу, чтобы остановить наступающее желание заплакать. В клетке напротив через дырки в сетке и окошко для подачи еды была видна стонущая чернокожая женщина со спутавшимися от рвотных масс и грязи волосами. Большей частью она лежала на железной полке и стонала, выкрикивая ругательства в адрес надзирателей и требуя необходимые ей средства женской гигиены. Не получив желаемого, она просто размазывала кровь по стенам…