Еще пофыркав и повздыхав, Джером с недовольным видом согласился дать пластырям шанс, но выходя из кабинета и направляясь к Венди, с хитрой улыбкой оглянулся.
– Увидимся на следующей неделе, мисс!
Остальные явились с такими же незначительными жалобами, причем еще трое просили разрешить им носить собственную обувь на столь же эфемерных основаниях. У двоих якобы ныли стопы, еще один мучился болями в пальцах ног. Смехотворно было тратить рабочее время на подростков, пытающихся добиться разрешения ходить в своих кроссовках. Наверное, следовало обсудить это с Доун, но сначала мне необходимо было посоветоваться с Венди о промахе, который я совершила с другим мальчиком.
– Я сказала, мне нравится оранжевый комбинезон, в котором он пришел. Что он выглядит ярче и веселее, чем серые костюмы. А он сказал: «Спасибо, мисс, меня в него нарядили, потому что я пытался сбежать!»
Венди в ответ громко расхохоталась.
– Ну, в этом комбинезоне он точно не сбежит. Его в нем за версту видно.
Я рассмеялась следом за ней. Мы обменялись понимающими взглядами, и я почувствовала себя гораздо уверенней. Похоже, мы найдем общий язык.
Забавно и одновременно странно было думать, что мой пациент, страдающий легкой ушной инфекцией, пытался бежать из тюрьмы строгого режима, возможно, всего пару часов назад. Я работала с обычными болезнями, но в совершенно необычном, чуждом мне мире.
Обращаясь к Венди, я спросила:
– А что это за тема у мальчишек с кроссовками?
Если кто и знал все их трюки, так это она. Венди щелкнула языком.
– Носить тюремную обувь «не круто», поэтому они всеми правдами и неправдами стараются выпросить разрешение ходить в своих кроссовках. Так они хоть немного будут отличаться от остальных.
Венди поглядела мне прямо в глаза.
– Надо быть с ними потверже, иначе они вас быстро возьмут в оборот.
Это я уже начинала понимать. Уступи одному – и они все выстроятся в очередь, так что неделю я буду принимать подростков, желающих сменить обувь.
– Они отличные манипуляторы. Только увидят, что вы дали слабину, так сразу попытаются этим воспользоваться, – предупредила она. – Будут вас все время проверять, испытывать терпение, как все подростки. Только помните, что многие из них – настоящие эксперты по вранью. Об этом легко забыть, но они оказались здесь потому, что совершили преступление.
Венди была права. Легко было упустить из виду тот факт, что эти подростки – преступники, когда их приходилось лечить от самых обычных болезней. Если не считать грубоватую речь, в целом они вели себя вполне пристойно.
После трех недель в Хантеркомбе я поняла, что в своем новом мире заново обретаю крылья… если забыть о раздражающих обращениях по поводу кроссовок. Работа была совсем другой, довольно сложной, и я чувствовала, что получила в жизни новый старт. Туча, висевшая надо мной с тех пор, как я рассталась с частной практикой, постепенно развеивалась. Я видела, что встраиваюсь в новый коллектив, и радовалась, что снова приношу пользу. Может, еще на что-то гожусь?
В своем медицинском блоке я жила словно в пузыре; мало что знала о других отделениях тюрьмы, о том, что там происходит, и даже не представляла, как выглядят камеры. Я понятия не имела, чем мальчики занимаются в остальное время помимо 15-минутных консультаций со мной. С начальником тюрьмы я говорила всего раз или два. Дважды в неделю я приходила и уходила, теперь уже с собственной связкой ключей; лечила обычных прыщавых подростков с обычными несерьезными жалобами. Мне даже начинало нравиться их обращение – мисс.
Однако, как каждый пузырь, мой должен был когда-то лопнуть. Предупреждение Венди сбылось гораздо раньше, чем я ожидала.
Я во всем винила систему ожидания в одной комнате: от запертых вместе подростков только и ждешь, что всяких неприятностей. В ту среду прием начался как обычно, с высокой стопки карт на столе и списка пациентов, которых мне предстояло осмотреть в следующие несколько часов. И как всегда, я не знала заранее, с чем они ко мне обратятся.
Однако я хорошо понимала, что в комнате ожидания собралась веселая компания, судя по взрывам смеха и выкрикам, гораздо более громким, чем всегда. Охранник неоднократно им грозил, но я не слышала, что они отвечали, до меня доносились лишь обрывки ругательств и хохот.
Когда Венди постучала в дверь, выражение ее лица говорило само за себя. Скорчив гримасу, она пожелала мне удачи.