Я падаю в темно-коричневую вязкую лужу, в которой надуваются и лопаются пузыри отвратительных газов. Сверху меня засыпают щепки досок. За ними, долго свисая, падает кроваво-желтая масса расщепляющих ферментов. Это масса накрывает меня с ног до головы и всё тело начинает жечь, как от афганской крапивы. Я пытаюсь отплыть подальше туда, где воздух не такой смрадный. Мои руки натыкаются на человеческие черепа и кости. Это заключенные, которых переварили около двух суток назад. Кроваво-желта масса будет поступать каждые десять минут и, в конце концов, она сдерет с меня кожу и мое мясо будет медленно разлагаться в этой вязкой коричневой луже. И тут вдруг я слышу человеческий голос.
Наверное, это предсмертные галлюцинации, думаю я первой мыслью. Но этот голос совсем не похож на галлюцинацию. Это голос новостного диктора, который сообщает новости о состоянии дел Республики. Я начинаю шарить руками в коричневой луже и скоро нахожу старый радиоприемник. Какая ирония судьбы! Перед смертью я услышу последние новости с дальних границ Республики. Диктор говорит, что по последним сведениям партизанские отряды в южных широтах финансируются китайской освободительной армией. Их базы были замечены вдоль так называемых длинных западных морских путей. Судя по всему, мир готовится к войне. Это последнее, что я слышу. Приемник умирает на моих руках. Его энергия иссякла.
Я вытягиваю телескопическую антенну из приемника и с силой втыкаю её в стенку желудка Куму-куму. Рыба мгновенно реагирует на эту боль и меня швыряет к дальней стенке желудка.
Но, как потом оказывается, это не из-за антенны. Куму-куму попала в руки новозеландских китобоев. В тот момент, когда я слушал новости по радио, в рыбу впивались десятки мощных длинных гарпунов. Меня бросает от стенки к стенке пока Куму-куму принайтовывают к китобойному судну. Я понимаю, в чем дело только тогда, когда слышу дальний голос моряков. Я начинаю кричать, чтобы меня спасли. Несколько минут спустя в желудок проникает сталь разделочного топора. И вскоре я снова вижу свет. По законам правительства я теперь свободный человек.
Моряки не верят своим глазам. В первый раз они выловили Куму-куму с живым человеком. Для них я нечто вроде знамения. Меня кормят до отвала и напаивают капитанским ромом. Команда освобождает меня от физической работы. Я сижу на палубе словно яппи-отпускник. Накрытый пледом, я с эстетическим удовольствием наблюдаю, как моряки умело разделывают тушу Куму-куму. Красное солнце плавится в вечереющем океане и растекается жидким золотом по воде. Я с благодарностью к Белому Иисусу вдыхаю полной грудью морского воздуха.
Как оказалось Куму-куму за то недолгое время, что я был внутри неё успела отплыть порядочно к островам Фиджи. Китоловы раньше не заходили в эти воды, но нужда заставила их плыть дальше. Загрузив трюмы жиром и мясом, мы вязли курс на Новую Зеландию.
Вечером следующего дня на нас напало партизанское судно с озверевшими китайцами. Они вели себя, как средневековые пираты. Капитана зарезали сразу, еще нескольких голосистых моряков лишили голов. Они выстроил всех на баке и принудили отречься от Республики. Никто не стал возражать. Нам всем было плевать на Республику. Мне было жаль моих спасителей. Ведь мясо Куму-куму должно было кормить их семьи несколько месяцев к ряду, а теперь его съедят узкоглазые пираты. Под буксировкой военного партизанского крейсера наш курс теперь лежал на север-восток к Восточным Самоа, где были главные базы сепаратистов.
От нечего делать я стал учиться у китайца китайскому языку. Он спросил меня про мой крестик и человека на нем.
- Ты знал этого человека? - спросил меня китаец с глубоким шрамом через все лицо.
- Нет - ответил я - Этого человека зовут Белый Иисус. Он помогает мне жить.
Китаец заинтересовался Белым Иисусом и как-то вечером, когда я сидел, свесив ноги с кормы в океан, попросил меня рассказать о нём побольше. Я рассказал ему о волхвах и о том, как Белый Иисус творил чудеса и, что он был единственным из людей, кто по-настоящему любил других людей. И как потом его предали, а он воскрес. Китаец был так поражен моим рассказом, что в знак благодарности подарил мне свою боевую мачете. Мы потом еще долго сидели с ним молча, глядя на звезды и на белый пенистый след корабля. К утру мы попали в сильный шторм.