Когда Мина вернулась домой, чтобы сворить кашу для узника, её поразила удушливая жара в комнате. Тетя сидела у печки и заталкивала в неё очередное поленце, которое еле влезало.
— Тетушка что ты делаешь? — ласково взяла её за руку Мина.
Сегодня Кур не сказала ей ни слова, женщина будто впала в ступор и двигалась скорее по инерции. Она постарела за эту ночь и выглядела древней старухой, хотя на самом деле ей было около пятидесяти.
— Тобиас… — рассеянно ответила тетя. — Тобиас вернется замерзшим. Ему нужно будет согреться. Иначе он заболеет, мой Тоби… — И тетушка стала засовывать в печь еще одно полено.
Мина смотрела на неё в ужасе. Кажется, от горя бедная женщина повредилась в уме. Мина растерянно стояла рядом с ней и не знала, что делать. Лекарства от такой болезни точно не существует, к аптекарю за микстурой можно даже не идти. Но стоять так весь день тоже нет смысла. Уже почти двенадцать, а она еще не ходила в замок.
Девушка поставила на печь котелок с крупой и наклонилась к корзине с дровами, чтобы забрать её. Оставлять бедную тетушку одну очень не хотелось, но им нужно на что-то жить. Могильщикам пошли последние медяки, и в карманах Мины было совсем пусто.
— Достаточно, — строго сказала она тетушке тоном, которым обычно обращаются к детям. — В доме уже слишком жарко. Не нужно больше дров.
Она вынесла корзину за порог, под навес с поленницей и вернулась обратно. Вода уже закипела. Тетушка поглядывала на неё с беспокойством и постоянно теребила в руках уголок своего передника. У неё был растрепанный вид. Глаза опухли от слез.
— «Она ведь даже не переодевалась со вчерашнего дня, — подумала Мина. — Приду и искупаю её. Это отвлечет тетю».
— Я ухожу в замок, — почему-то громче обычного стала объяснять Мина, как будто тетя не обезумела, а оглохла. — Но очень скоро вернусь. Печь не успеет остыть до моего возвращения. А потом я принесу дровишек, мы согреем воды и искупаем тебя. Да?
Тетушка кивала ей, но, видимо, смысл слов до конца ей был не понятен.
— Ты ведь подождешь меня? — спрашивала девушка. — Вон там, у окошка.
Мина потянула старушку за руку и усадила на широкую скамеечку у окна. Пусть смотрит на улицу и не вспоминает о печке. Когда каша сварилась, она отсыпала часть в тарелку и пошла в замок. Она уже не видела, как Кур, посмотрев на удаляющуюся спину племянницы, встала и вернулась к печи. Открыв дверцу, огляделась, думая о муже. Он вечно мерз. Мерз и болел. Взяв с пола веник, она затолкала его в печь, потом сунула туда же полотенце и деревянную тарелку с кашей. Стянула со стола льняную скатерть и тоже толкнула её в огонь…
Урсул ждал Серую Мышь и очень беспокоился. В камере не было окон, и оборотень не знал, который час, но судя по показаниям его биологического хронометра, девушка давно должна была прийти. Что-то случилось… Внутри у него заболело и заныло. Почему она не идет?
Он поднялся и побродил по камере. За последние месяцы на нем снова наросли мышцы, и даже кое-где завязался жирок. Новая тюремщица кормила его так, словно готовила на убой. Он не мог съесть все, что она приносила, и теперь под матрасом узника хранился приличный запас сухарей, а в подвале завелись полевые мыши. Они каждую ночь подбирались к его провизии, и от скуки он даже прибил парочку. Маленькие трупики закопал в углу камеры. Побоялся, что если человечка увидит их в ведре с отходами, то может испугаться. Эти людские женщины такие пугливые… Думая об этом, он нежно хмыкнул. Его Мышка тоже была пуглива. Дергалась от каждого резкого движения оборотня. Но Урсул теперь старался вести себя предельно понятно, и золотистый аромат девушки совсем не окрашивался красным отблеском тревоги. Он поблескивал синевой доверия и серебрился привязанностью. Урсу это нравилось…
Теперь она даже иногда разговаривала с ним. Она делала это очень странно… Словно принимала его за своего домашнего пса. Но Урс не возражал, пусть остается в своем глупом неведении. Он никогда не отвечал ей и подозревал, что Мышь считала его недостаточно умным, чтобы он мог говорить. Теперь, когда между ними, по мнению Урсула, установилось что-то вроде легкого доверия, он хотел бы с ней общаться, но не знал, как начать. Оборотень даже не ходил при ней, боясь спугнуть. Пусть думает о нем как о слабом пленнике.
Поток его мыслей прервал скрип входной двери. Урсул вернулся к решетке и сел на пол. Девушка ворвалась в подземелье вместе с порывом морозного ветра и ворохом снежинок. Серый плащ серебрился инеем в блеклых лучах зимнего солнца. Из-под капюшона выглядывал красный от холода нос. Она расстроенно сопела и, не посмотрев в его сторону, вывалила в миску кашу из котелка. Минута, и видение исчезло.