— Спасибо за беспокойство, тетушка, но нет. Нет, — заикаясь от растерянности, пролепетала девушка.
— Нет? Ты уверена? — переспросила Честер.
Мина уверенно закивала.
— Хорошо. А то я стучу, стучу…
— Я испугалась. Не знала, кто пришел.
— Ах вот оно что! Так теперь знай, если услышишь вот такую мелодию. — И бабка постучала снова… — Значит, это я.
Мина понятливо кивнула и гостеприимно распахнула двери пошире.
— Зайдете?
— Нет уж, не заманишь, — замахала оторва руками. — Я в тюрьму добровольно не полезу. Не за этим к тебе пришла. Вот, смотри, что достала.
Она показала на горку сложенных на снегу вещей.
— Тут тебе и наперники, и наволочка, и одеяло.
— Спасибо! — пискнула девушка и чуть не бросилась обнимать бабку.
Её остановила вытянутая вперед рука и суровый взгляд Честер. Мина смущенно ойкнула и отступила. В руке у шельмицы висел котелок, полный гороховой каши. Судя по виду, она давно остыла и была с сильным пригаром.
— Горелая? — почему-то радостно спросила девушка.
— А как же! Все как мы любим. — И она подмигнула Мине. — Пришлось потихоньку дровец в печку подбросить, чтобы жарче грела.
Они переглянулись и как злостные заговорщицы захихикали.
— Там еще кое-что, — указала Честер на стопку вещей. — Старые покрывала, скатерть. Они немного… — И она поводила в воздухе рукой: туда-сюда. Что, видимо, должно было показать, что «кое-что» не в самом лучшем состоянии.
— Ой. Спасибо вам, — опять встрепенулась Мина.
— Не спасибо, а десять ведер воды! Как стемнеет, натаскаешь мне в помывальню, — заключила вероломная судомойка.
— Хорошо! — Мину эта оговорка совсем не смутила. Зато у неё теперь есть «кое-что».
— Котелок можешь оставить пока себе. Не насовсем! Как себе купишь, этот верни, — строго выговорила бабка. — Чистым!
— Обещаю, — клятвенно заверила её девушка.
— С тебя два медяка, — глядя куда-то в сторону, напомнила Честер.
— Сейчас.
Мина побежала вниз, нашла в сумке монетки и вихрем вернулась на улицу.
— Вот. — Она ссыпала в морщинистую руку бабули две монеты и подхватила с земли свою собственность.
— Ты постой заносить, там, наверное, кучи пыли, — остановила её Честер. — Вытряхни сначала на улице. И за соломой сейчас не ходи. Подожди часок-другой. Как начнет смеркаться, конюх уйдет домой, вот тогда и топай. Там сбоку дверь не запирается, через неё заходи. И смотри, соломой на снегу сильно не труси.
— Знаю, знаю, — радостно кивала Мина.
— Хорошо, что знаешь. Но если вдруг кто станет спрашивать, куда и для чего, не бойся. Говори, что узнику подстилку меняешь.
— А дрова уже сейчас можно носить? — поинтересовалась девушка. Даже если не удастся добыть печь, она разведет костер прямо на полу. И будет надеяться, что от дыма они с волком не задохнутся.
— Дрова носи. Там сегодня никого нет. — Честер развернулась и пошла к выходу из клетки.
— А еще что хотела спросить, — остановила её Мина.
— Ну?
— Даже не знаю… Что-то вроде кровати?
Бабка подперла подбородок рукой и задумалась.
— Только если доски. На крыше конюшни, по-моему, остались лишние доски. Поищи, может, найдешь. — И, махнув на прощание рукой, Честер ушла в сторону кухни.
Мина перебрала недурную стопку вещей. Вот купленное одеяло. Вытертое, но вполне приличное. Вот наволочка, тоже ничего. Чистая и пахнет цветами. Вот два наперника. Ткань толстая, грубая, но для соломы самое то. А вот «что-то» большое… и еще одно, но поменьше.
Она расстелила подарочки на снегу. На белоснежную чистоту посыпался мышиный помет и паутина. С краёв и в середине, где остались сгибы, зияли дыры, проеденные мышами. Если это и были когда-то покрывала, то очень давно. Вещи скорее напоминали ковры. Жесткие, из войлочной ткани серого цвета, с примитивной простенькой вышивкой. На одеяло вряд ли сгодятся.
Мина схватилась за один угол и усердно встряхнула. В воздух полетела пыль. Она тряхнула еще, и еще, пока не выбила из старого барского покрывала всю столетнюю пылищу.
— Застелю пол во второй камере, — решила Мина.
Одна вещь была большой, как раз хватало бы на всю комнатку. А вторая? Она покрутила её туда-сюда и скатала в рулон.
— Потом что-нибудь придумаю, — решила Мина. — Не все сразу.
Третий неопознанный объект был действительно скатертью, обшитой по краю золотой бахромой. Толстой двусторонней скатертью приятного зеленого цвета, с отвратительным бордовым пятном посередине. Наверное, на стол пролили что-то особенно въедливое. Было видно, что кляксу пытались отстирать, но неудачно. Зеленый цвет бархата местами выжгло, красный не сдался ни на сантиметр.