Луна и Солнце разошлись в надежде, что когда-нибудь снова встретятся. И Луна, отдаляясь, оставляла след своей любви, и были рождены звезды. Поднялись все они ввысь и стали на тверди небесной. И был вечер, и было утро: секунда четвертая. Рэн опустился на колени, чтобы выпить из источника и увидел, как вода производит рыб, душу живую. А когда поднял голову, то увидел, как летают вокруг птицы. И увидел Рэн, что хороша собою секунда пятая. Оглянулся, перед глазами его предстали звери земные по роду их. И услышал некий голос, который говорил с ним: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле». И были созданы мужчина и женщина по образу Божьему. Посмотрев на Адама и Еву, Рэн спросил: «Кто же из них сотворен по образу Твоему?» Но ответа не было.
Четыре реки разделили всю землю на равные части. Четвертая река потекла вдоль, и она была самой красивой и могучей среди всех. Увидел Рэн, что не весь Эдем красив, а лишь та часть, что находилась на востоке. Часть это была названа Раем. Был он всегда в Эдеме, но теперь своими глазами увидел Рай, куда ушли жить Адам и Ева. Рэн стоял посередине и наблюдал, как над ним колеблется маятник. Понял он, что именно эта точка неподвижна. Мертвая точка, непоколебимая. Был он счастлив, что все это видел своими глазами. Следил он за всем, что происходило вокруг. Все двигалось, менялось, проживалось. Лишь там, где стоял он, ничего не изменялось. Вечность была над ним, и запретный плод был в руках его. Подошла тогда Ева к нему и посмотрела прямо в глаза. Прекрасна была она, как роза среди пустыни. Рэн давно не видел женской красоты, а божественной никогда ранее не встречал. Улыбнулась она, а он покраснел, как краснеют обычно люди, которые стыдятся своих эмоций. Она была нага перед ним, и цветок произрастал из ее же волос прямо посередине тела. Глаза смотрели прямо на него и ничего не говорили, а лишь молчали. Ее распущенные рыжие волосы на голове казались истоком греха. Она сама в себе таила провинность. Плоть его возжелала страсти, и он захотел подарить себя ей. Она вселила безумие в него, как когда-то, еще не так давно, это могла сделать Гера. Но Ева была девственна и чиста перед ним, а помыслы его были затуманены рассудком. Плоть его звала ее к себе, и возжелал он обнять ее. Тогда же протянул он руку свою, в которой держал запретный плод с Древа Жизни и подал ей. И она решила протянуть свою руку, чтобы взять. На ее лице промелькнула улыбка, и Ева впервые засмеялась.
Кто-то толкнул его сзади. От неожиданности Рэн вздрогнул. Он повернулся, чтобы спросить, в чем причина. Но вместо одного человека увидел толпу, которая окружила его сзади и спереди. А рядом с ним нога в ногу шел человек, неся на своих плечах тяжелый крест. Это было лицо искупителя, и оно, залитое потом, было обращено к нему. Не было на его лице той усталости, не сдавался он. Был полностью наг перед всеми и молчал. Тишина была вокруг, лишь три женщины, похожие друг на друга, сопровождали его и плакали. Обратились его глаза на Рэна, смущая его своим взглядом. Стыдно ему стало перед этим человеком, замер, ничего не понимая. Он был тем, кого не раз изображал на холсте. Было время, когда презирал его, а после понимал, что тот — свят. Молился тихо, прося о прощении. Теперь же смотрел прямо на него, молчал, желал помочь. Тогда тот улыбнулся ему и что-то прошептал на своем родном языке, но Рэн не понял. Божественный язык, которым когда-то владели предки, Адам и Ева, был забыт. Рэн не заметил, что рука его была протянута. Так и осталась после разговора с Евой. Его смущала игра времени и пространства. Вначале не было людей, кроме него. Потом Адам и Ева. Сейчас толпа народа, которая все время что-то твердила, обвиняла и защищала. Будто сами были судьями и вершили процесс.
Вкусил человек запретный плод, крикнув в тот час: «Отче! Прости им, ибо не знают, что делают». Второй раз он вкусил плод и обвел языком свои губы. Жажда мучила того, кто вел за собой толпу зевак. Слеза появилась на глазах у Рэна, но он лишь улыбнулся. Нельзя было проявлять ни малейшей слабости. Так было решено тем, кто благословил крестоносца на этот путь. Дорога эта, тернистая и каменистая, покрывалась кровью, текущей из ступней ног. Тогда Рэн заметил, что и его ноги тоже кровоточат. Закатал сейчас же брюки свои до колен, взглянул на путь. Ему захотелось самому понести этот грех на своих плечах. Тело у него было сильное, а душа легкая. Чист он был, потому, как не совершал никакого преступления и не по своей вине попал в заточение. Кто-то отнял счастье у него, чтобы после вновь вознести. Был он наравне со своим братом, потому и мог нести крест. Попросил разрешить помочь, и его просьба была удовлетворена. Тотчас возложил на себя тяжесть, ибо на нем были все грехи людские.