Бандиты много чего делали неправильно, поэтому народ все чаще вспоминал благородных разбойников, которые у богатых отнимали, а бедным обещали раздать. Правда, прошли только первый этап: отнять отняли, а раздать не успели.
Ничего, когда снова придут к власти, раздадут. Теперь, когда половина дела фактически сделана, остальное будет не так трудно.
Что касается бандитов, то они были в принципе против того, чтобы у богатых отнимать, потому что сами очень быстро становились богатыми. Как же им было у себя отнимать, а тем более допустить, чтоб у них отнимали другие?
За это разбойники тоже критиковали бандитов, упирая на то, что, когда они, разбойники, придут к власти, они будут только раздавать, ничего ни у кого не отнимая.
Конечно, народу это нравилось. Кому не понравится, когда ему дают? Это намного приятнее, чем когда отнимают.
Так и случилось, что разбойники пришли к власти, а бандиты ушли в оппозицию. Народ затаил дыхание: ну, сейчас будут раздавать. Но никто ничего не раздает. Потому что эти бандиты все разграбили и теперь нечего раздавать народу.
— Нужно еще немного поотнимать, — говорят разбойники. — Поотнимаем, поотнимаем, а потом уже будем раздавать.
Возмущается народ. И оппозиция возмущается вместе с народом.
А благородные разбойники начинают отнимать у богатых, чтобы потом, конечно, бедным раздать, но у богатых богатство в таких местах, что его не отнимешь, — надежно спрятано. Приходится отнимать у бедных. У этих все их добро на виду.
С одной зарплаты отнимешь, с другой отнимешь, так оно постепенно и собирается.
Отнимают разбойники, а как время приходит раздавать, уходят в оппозицию, чтоб возмущаться вместе с народом.
Бандиты придут, награбят — и уходят в оппозицию, чтоб возмущаться вместе с народом.
Не поймешь, кто грабит, кто возмущается. Ясно только, что все с народом, все за народ. Грабители и ограбленные — едины.
Всё — путем!
Если в глубины веков заглянуть или же просто поверить исследователям, для всех великих — единственный путь: путь от преследователей — к последователям.
Не умирает вечное искусство, но как найти достойные пути в том мире, где господствуют два чувства: страх потерять и страсть приобрести?
ХО-ТИ ти-хо…
И все не так, и все некстати, повсюду хаос и разброд, поскольку зад не хочет сзади, а тоже норовит вперед.
Трясем запретные плоды и сами подставляем головы. Такие с правдою лады! Она гола, и все мы — голые.
Среди засилья несвобод одна гуляет по отчизне из года в год, из рода в род: свобода от хорошей жизни.
В имени ИВАН — вся жизнь Ивана: НИВА — для работы, ВИНА — для удовольствия, детский НАИВ — в неумении отличить одно от другого и вечная ВИНА по этому поводу.
К чему ведет идиотизм политизированной жизни? В народе импрессионизм — один из видов сионизма.
Если мы победим…
Уберите, пожалуйста, «если»!
Пусть оно отдохнет, погуляет, понежится в кресле…
Пусть послушает джаз, оперетту, эстрадную песню…
Почитает…
А мы — победим!
Доброе дело
Как хотелось сделать что-то хорошее! Какое-нибудь доброе, нужное, полезное дело…
Семенов снял со стола кастрюлю, окунул в нее половую тряпку и принялся мыть пол. В кастрюле был недавно сваренный кофе.
Кофе лучше всего подходит для мытья полов: кофе коричневый и полы коричневые. И все же Семенову посоветовали бы заняться чем-то другим. Каким-то другим хорошим и нужным делом.
Но никого поблизости не было. Семенов был в квартире один. А было в ту пору Семенову три года.
Он обмакивал тряпку в кастрюлю, но выкрутить ее не умел и тащил тряпку по полу, истекающую этой непривычной для нее влагой. И, наступив на тряпку, падал и сам окунался во влагу, так что вскоре уже не мог отличить тряпку от рубашки своей и штанов.
Он был весь во власти вдохновенного творческого труда. В первый раз он понял, что труд может приносить радость. И, уже совершенно обессилев, он возил тряпкой по полу, который становился все коричневее, потому что мыл его Семенов коричневым кофе.