Микроавтобус, покинув пределы города, выехал на прямую, как лента, дорогу и прибавил скорость. Видя, как мои сопровождающие пытаются поудобнее устроиться в креслах, откидывая спинки, я поинтересовался, не обращаясь конкретно к кому-то из них:
— Сколько нам ехать?
— Двести километров, если считать от вокзала, — ответил майор Сименко, сидящий ко мне ближе остальных. — Часа три, не меньше...
Про себя я отметил, что «додж», резво летящий по шоссе, двигался со скоростью не менее ста двадцати километров в час. И, словно прочитав мои мысли, майор уточнил:
— По бетонке около ста двадцати километров, остальное — по лесной грунтовке. Там особенно не разгонишься. А вы надолго к нам? — неожиданно переменил он тему и, обернувшись вполоборота, с интересом заглянул мне в глаза.
— На все воля Божья. Может, на год, а может, и навсегда. Кто знает?..
— Во всяком случае, отец Павел, — продолжал Сименко, — я вам гарантирую, что ваша будущая паства будет весьма непохожа на ту, с которой вы имели возможность сталкиваться во время своей предыдущей духовной практики. Хотя «непохожа» — слишком слабое определение для обитателей нашего «монастыря». По сути своей они даже не люди, а самые настоящие сатанисты. У всех без исключения руки по локоть в крови!..
Я уловил неприкрытую злобу во взгляде и словах начальника.
— Любые грешники, какие бы преступления они ни совершили, имеют право на покаяние и прощение, — спокойно произнес я. — Для этого я и еду...
— Только не эти! — брезгливо процедил майор, качая головой. — Впрочем... отец Павел, у нас с вами разные задачи. Надеюсь, мы не будем стоять на дороге друг у друга. Ваше дело — спасать якобы бессмертные души этих подонков, а мое — смотреть, чтобы хорошо себя вело их бренное тело! Только и всего... К тому же я убежденный атеист! — Сименко своим сарказмом поставил точку в разговоре и усмехнулся, лениво откидываясь на спинку кресла.
Или я не очень хорошо выспался в поезде, или на меня так подействовал монотонный гул двигателя вкупе с шорохом шин, но незаметно мои веки сомкнулись, и я погрузился в неглубокий, чуткий к малейшему постороннему звуку сон.
Впрочем, находясь на дороге в неизвестность, мне нужно было отключиться от окружающего мира и подумать. Кто я, в принципе, такой и зачем еду в одно из самых мрачных мест на земле — тюрьму для пожизненно осужденных? В последнее пристанище для смертников, которым с легкой руки президента «кирпичная стенка» была заменена на медленное гниение за толстыми каменными стенами древнего монастыря, вот уже много десятков лет как переделанного в тюрьму. И два года как ставшего единственным в России местом, где смерть от пули в затылок была заменена на смерть в рассрочку.
Относительно конечной точки моего «путешествия» все было понятно. Как и абсолютное большинство людей, прежде я не имел возможности видеть Спасский монастырь на острове Каменный собственными глазами. Но я достаточно хорошо знал историю православия на Руси и конечно же знал о монастыре, основанном в середине XVII века сбежавшими от церковных реформ патриарха Никона монахами. В непроходимой лесной глуши, на расположенном посреди большого озера каменистом острове они построили неприступный каменный замок, единственной возможностью добраться до которого был стоящий на берегу деревянный паром. С приходом к власти большевиков монастырь был разогнан, а на его месте оборудован «спецобъект». Вот то, что мне было известно о месте, куца я направлялся сейчас в сопровождении начальника охраны тюрьмы и двух его «кедровцов».
Что же касалось меня самого... Иногда я волей-неволей задумывался о том совершенно немыслимом клубке событий, что переплелись воедино в жизни и судьбе одного человека — Аверина Владислава Александровича. Именно такая запись стояла в моем паспорте. Несмотря на то, что вот уже больше года я слышал в свой адрес лишь одно обращение — «отец Павел».
Так кто же я все-таки такой?..
Глава 2
Картины из моей прошлой жизни всплывали во сне почти каждую неделю. Я видел высокого, крепко сложенного паренька, испытывающего огромное чувство гордости от того, что отныне он — курсант Рязанского высшего воздушно-десантного училища. Сбылась так ревностно лелеянная мечта детства, ставшая смыслом всей жизни. Потянулись напряженные курсантские будни. И вот уже на мне новенькая, с иголочки, парадная форма с аксельбантами и погоны лейтенанта... Потом была Псковская воздушно-десантная дивизия, закрытая от постороннего глаза учебка специального диверсионного отряда «Белый барс» и, наконец, война... Странная, необъявленная, жестокая. И что бы там ни говорили и ни писали журналисты из многочисленных армейских газет, мало кто из нас по-настоящему верил в какую-то великую сверхзадачу нашей военной миссии на чужой обожженной земле. Просто мы, стиснув зубы, выполняли данный нам приказ, отрабатывая вложенные в нас государством деньги и звездочки на своих погонах.