— А у нас сейчас… звенит,— Мурат все еще стоит топольком посреди дворика.— Небо звенит, ручей звенит, дыня наливается, звенит…
— Ишаки у вас звенят,— говорит Гера,— известно чего дожидаются.
— А ты добирался до Самарканда? — спрашиваю Матвея.
— Бывал. Но… Я на север подамся. Меня, как ты говоришь… сиротство лучше греет.
— Приезжайте ко мне! — говорит Мурат,— всех приму! Барана зарежем, вина — сколько выпьем! Чего хочешь…
— Отца обрадуем,— говорю,— увидит, кого пригласил…
— Моим друзьям отец всегда рад, у нас не опрашивают — кто, откуда.
— А кто мы — откуда? — говорит Саня.
— Увидишь отца, успокой,— говорит Арий,— никогда мы к нему не свалимся. Один пойдет на север, другого повезут на восток, третий тут останется, собственное говно хлебать, а мы с писателем… У нас в другой стороне дело.
— Это где ж? — спрашиваю.
— А разве мы не договорились?
— Встретимся…— Матвей сидит на корточках, привалился к стене, подставил лицо солнцу, улыбается чему-то, что один он видит.— Человек с человеком обязательно встречаются.
Ничего я о них не знаю, не понял. Но кем бы я был, что бы знал о жизни, когда б пронесла она меня мимо? Мимо каждого из них и всех их вместе. Мимо камеры — одной, другой, пятой, мимо дворика — того и этого?
— Слышь, Вадим,— говорит Мурат,— что такое…ьплюоквам… перфектум?
— Давно прошедшее,— говорит Арий,— кто ж тебя учил или баранами платили за твой немецкий?
— Смотри, что тут написано…— говорит Мурат.
Он и Саня стоят у черной двери, читают надписи. Я подхожу к ним. Вся дверь густо исписана — шариками, изрезана ложками, стеклом. Раньше я не пропускал ни одной двери, читал. Потом надоело.
«Подгони табачку пухнем! Молчун». «Кто здесь из Андижана?» «Гвоздя кинули на общак.» «Прокурор запросил семерик Буду ждать на осуждение. Голован»…
Эта надпись на самом верху. Коричневым фломастером. Почерк быстрый, так и передается отчаянная нервность: «Плюсквамперфектум!..» — кричит фломастер и меня охватывает странное чувство, будто слышу голос…
Я оборачиваюсь на дворик. Арий сидит на скамейке, не двинулся. Матвей поднялся, с трудом разгибается, засиделся, медленно идет к нам. Гера уже у двери.
«Плюсквамперфектум! — читаю я кричащий коричневый фломастер. — Б. Б.— кум, сука! Под тебя сидит, под тебя! Берегись его. Прости за все и помни обо мне. Вспоминай!»…
— Кто такой Б. Б.? — говорит Гера.
— Написано,— говорит Саня.— Не видишь? Кум, сука.
— А Плюсквамперфектум?— говорит Мурат.
— Широк человек, сказал один великий писатель,— говорю я.
— Как «широк» — не понял? — слышу я Ария.
Он сидит на скамейке, глядит на меня. И у Матвея глаза внимательные, острые.
— Так и понимайте,— говорю я,— в прямом смысле. Человек широк, а врата узкие. Не пролезть.
Глава пятая. ЭПИЛОГ
1
Те же коридоры, туннели, повороты, черные глухие двери… Неужто явь, реальность? А духота, сырость, смрад — не реальность? Пора бы привыкнуть. Что изменилось на сей раз — сознание, бытие? Не в том дело, смешная подробность, разве зэки о том думают, а я заклинился — куда мне! И все о чем бы сейчас надо, чтоб собраться, не проколоться в первую минуту, не попасть впросак… Я не о том думаю, что меня ждет, даже не о том, что мне приготовили, уготовано — на себе заторчал, на кого я похож, вот что меня заботит! На мне серый халат, без пуговиц, без завязок, до колен, один карман оборван, в другой я засунул руку, придерживаю расходящиеся полы; под халатом застиранные, обесцветившиеся трусы без резинки, на веревочке, выношенная, продранная майка, на голых ногах сапоги. Единственная моя вещь! Вид, мягко скажем, потешный, надо думать диковатый. Вот я о чем, а коридоры, туннели, повороты… В таком виде только в психушку, думаю… Нету в тюрьме психушки. В больничку меня, в ту самую, о которой столько наслышан, недавно ляпнул, не подумав, везде, мол, побывал, а там меня не было. Вот тебе, пожалуйста, захотел— получил.
— Послушай, Федя, а почему на больничку, я не просился?
— Мозгом пошевели, сообразишь. Учат тебя, учат…
— Ежели для прохождения курса…
— Кончилась твоя наука.
— Жалко, вызвала бы следачка, я бы к ней в халате.
— Она повидала, будь спокоен.
— Так и ходят?
— А что такого?
— Ты б на нее поглядел.