— Еще не такую увидишь,— Федя не оборачивается,— успеешь.
Стало быть, и это у меня будет. Сколько я наслушался, сколько возвращали меня к «сюжету» больнички, так и эдак поворачивался, раскручивался, а сейчас аукнулось, станет реальностью. Случайность, совпадение? Нет в тюрьме случайностей — вот в чем наука. Быть не может. А что есть?
Федя вперевалочку впереди, гремит ключами о железные двери. Он-то зачем, который уже раз, в самые узловые моменты… Шутка? Понять бы, чья? Все случайности— шутки, думаю, одни добрые, другие — злые, но — шутки, ухмылки. Герман, тройка-семерка-туз — разве не шутка, какой тут глубокий смысл? Dame de pique,— сказал бы мой ученый адвокат. Неужели они теперь все такие? Вымирающая профессия, думаю, сучье племя, ретро, кушать подано…
— Заходи,— Федя открывает дверь с лестницы.
Линолеум. Похоже на районную поликлинику. Почище. Не в грязных калошах заводят пациентов, в тапочках или, как меня, в сапогах из собственного мешка… Открытые, закрытые белые двери — свобода!.. Ага, вон и черные, с глазком, с кормушкой — камеры!
— Постой-ка пока здесь,— говорит мой давнишний Вергилий и скрывается за белой дверью.
Почему мне… радостно?— думаю. Или я излечился, наконец, от старой моей беды — страха перед всем новым, неожиданным, так или иначе, но ломающим жизнь? Всегда любил хронику, какая бы ни была жизнь — хорошая, плохая, а моя, привычная. Так и здесь: пусть тяжко в камере, сил больше нету, а знаю — новая будет хуже… Чем хуже? Да ничем, одно и то же, а начинать сначала, пока еще свыкнешься. Почему же теперь радуюсь? Или хитрю с собой, на больничке полегче, наслышался: белый хлеб, молоко-мясо, простыни… Больничка — не тюрьма,, что-то другое, человеческое… Человеческое ли? Поглядим, не я выбирал, за меня решили, своей волей ни за что б не шагнул из камеры — повели.
И когда из камеры выводили, будто кто сказал мне — куда, ни тени сожаления. А ведь привык, сжился: Арий, Саня, Мурат-Гера, да и Матвей — персонаж, не забудешь. А уходил легко. Или верно, излечился от старой хвори?
«Куда ты меня на сей раз, а, Федя?»
«Куда-куда, не скумекаешь?.. На больничку.»
«Да ты что! На больничку попасть, носом землю роют?»
«За тебя вырыли.»
«Как понять, Федя?»…
Спустил вниз, на оборку — и в отстойник.
«На пять минут,— говорит,— перетолчешься.»
Пяти минут мне хватило, нагляделся. Пожилые мужики, усталые — выработанные. Как лошади, их только на бойню, да и дойдут ли своими ногами? Я не сразу врубился — кто такие? Гляжу, на одном зимняя шапка с полосой, на другом телогрейка тигровая… Полосатые!
«На особняк, мужики?» — спрашиваю.
«Ну. А ты куда?»
«Сам не знаю. Вроде, на больничку.»
«Что за статья?»
Объясняю.
«Что ж тебя к нам? Такого не бывает.»
«На пять минут, сказано.»
«Звона, пять минут! Мыло у тебя есть?»
«Есть.»
«Давай ребятам, нам все сгодится, посылок не будет.»
Полез в мешок, достал мыло.
«А теплое есть что?»
«А что тебе?»
«Да нам все надо! Лишним не будет…»
Вытащил теплые подштанники, рубаху…
«Вы не из двести восемнадцатой?» — спрашиваю.
«Месяц назад оттуда.»
«Ария зиали?»
«А ты его видал?»
«Сейчас от него. На спецу, на пятом этаже…»
«Сльшь, ребята, живой Арий! Как он там?..»
Рассказал.
«Отдайте рубаху,— говорит один,— самому сгодится.»
«Не надо, подгонят: Еще суда не было, пока уйду…»
И тут Федя открыл дверь…
«Держитесь, мужики!..»
Эх, как их перекрутила ржавая мясорубка!.. Мимо по больничному коридору шествуют чучела-не чучела, смех да и только — да ведь и я такой же! Халаты без завязок-пуговиц, голые ноги; веселые, горластые…
Федя уже рядом со мной.
— Ты вот что… Тут тебе не гоже стоять. Пока определят, посиди-ка ты…
Открыл черную дверь.
— Заходи.
— А в чем проблема, Федя?
— Хату подбирают. Посолидней, посмирней — сечешь?
— С самого утра, как тебя увидел, ничего не пойму.
— Подкормить тебя надо, дура! Шевели мозгом…
— Кто ж подбирает?
Он закрыл дверь, а я стою, двинуться боюсь.
Камера небольшая… Палата! Свет потушен, а с в е т л о ! Нет «ресничек» — решетка, намордник не доходит до краев, солнце брызжет в зазоры; одноэтажные шконки— кровати! Против чистенького сортира непонятное сооружение: высокий столик, а над ним…
И тут я понимаю к у д а он меня запихнул. Над столиком кукла — целулоидная, ярко оранжевая, раскорячила пухлые ножки, растопырила ручки, покачивается на веревочке… «Мамочки»!… Вон я у кого в гостях!..
Дверь открывается. Федя.
— Курить нету? — спрашивает.
— Откуда? Мало меня учили, как завел к фельдшерице, — все отобрала, голым пустила…