— Какие подштанники, деревня. Кальсоны, что ли?
— Кальсоны…
— Еще что? Есть еще что?
— Ботинки зимние, трусы, носки две пары…
— Трусы, носки мне не надо, у меня свои есть.
— Сигареты…
— Сигареты, продукты — не надо. Следующий|..
— Халтура,— шепчут рядом,—у меня чай — пронесем!
— А говорили шмон…
— Нормально, халтура! Им возиться неохота, ночь кончается…
Весело на сборке, победа, смеется сборка, потешается, курит…
— Сейчас бы баня — и до места!..
— Слышь, браток, у тебя, говоришь, чай, дай пожевать?
— Пожуем!.. Ишь дура, моргает, так я тебе отдам, суке…
Никто уже не сидит, возбуждены — курят, галдят — уже все вместе… Как у них просто, думает он, им весело, хорошо: чай, сигареты —что им еще надо? А мне, думает он, что надо мне?.. Этого не может быть, думает он, этого нет на самом деле, я болен и мне снится, сейчас проснусь, открою глаза: «Что с тобой, Жорик?» — спросит она… Она?..
— Нормально! Перетопчемся!..
Лязгает, распахивается дверь.
— С вещами, на коридор!
Половина, человек пятьдесят, а сзади уже гремит дверь — остальных закрыли.
— Куда?
— В баню, малый, куда еще, не робей, погреемся — нормально!
Коридор, вниз, вниз, поворот, еще один, еще — в настежь распахнутую дверь…
Яркий свет, перегородка, широкий прилавок — длинный стол, у стены проход в другую половину… Человек десять встречают: веселые, ражие…
— А ну быстрей! Не тянуть! Все скидавай — догола! Из карманов — на стол! Из сумок — на стол! Быстрей, быстрей!.. Ты что глядишь — обмер? Оставишь в карманах — запомнишь!.. Очки снимай — не слыхал, а то объясню! Живо, живо!..
Шмон. Генеральный шмон!
— Быстрей! Ботинки, носки — выворачивай! Карманы — выворачивай! На стол! На стол! А ну!..
Свалка, давка, ничего не понять…
— Ты что — прятать? Я тебе счас спрячу, сука! Руки, руки — покажь! Выворачивай карман! А это что?.. Быстрей!.. Разделся — переходи!.. Присядь, присядь, сука… Открой рот!..
Один за другим, голые, босые, по бетонному полу — перетекаем за перегородку… В распахнувшиеся над прилавком форточки летят штаны, шапки, трусы, рубашки, разломанные сигареты, ботинки, куртки, сухари, кальсоны…
— Разбирай барахло! Живо! Одевайсь! Быстрей!.. Ты что, тварь, спрятать вздумал, обмануть! Чья сумка? Зачем чай рассыпал — перехитрить? Еще раз замечу — я тебя запомнил! — сгною в карцере, ясно?.. Одевайсь! Живо! Быстрей, быстрей!..
3
Странное ощущение было таким странным, что я ему не поверил, вздрогнул и оглянулся. Это мне едва ли помогло, другого я, само собой, не увидел, да и надо ли было оглядываться — ничего я не упускал: «отстойник» — называлась наша новая хата. Поменьше сборки, а та же мерзость, вонь, сортира не видать, нет его — значит, недолго, но и людей поменьше, половину увели, выдернули, а я не успел, дверь закрыли, прошляпил, сидят где-то рядом в таком же отстойнике, отмокают после шмона, и у нас тишина, проглотили языки, а из тех никого больше не увижу, жалко не поговорил с интеллигентом, а сидели рядом, чем-то он мне показался: ужас глядел в нем — а может, болен? — он его сначала иронией сбивал, ужас, к себе иронией, вот что ценно, это я отметил, разглядел, тем он, пожалуй, удержится, если удержится… что-то с ним произошло после медосмотра, я и это заметил, он там застрял, дольше всех его держали, тогда он и поплыл. И этот хромой, в шляпе тоже выскочил раньше — зверюга, таких не видал…
Мысль летела, а я хотел ее остановить. Вот что я понял: важно —остановить, а она ускользала, ни на чем не мог задержаться… Но странность ощущения была в другом: я видел себя как бы со стороны — вот он я, а вот… И мне порой любопытно было наблюдать за собой — ну как ты себя тут окажешь? Всю их игру я сразу разгадал, расчет прост — да не было тут никакого расчета! То есть он, может быть, и был когда-то, давным-давно, а теперь всего лишь присутствовал в дикой канцелярщине, рутине, как нечто побочное, едва ли умышленное. Тут дьявол действовал, для своих целей пользовался простым, домашним средством, приемом, хотя цели у них, выходит, общие —а как же иначе! Я и это, как мне показалось, усек, понял, а потому легче было — наблюдай себе со стороны, коль ухитрился и на себя со… Как еще обработать такое количество, а ведь ежедневно, из года в год, каждый вечер у них такое начинается и длится всю ночь, а может, и завтрашний день захватит, а что удобней, что проще— собрать вместе восемьдесятсто человек и катать их всю ночь, а там… Ну что будет там я не очень себе представлял, хотя и наслушался — ох, чего-чего я уже не услышал! И это, кстати, продумано, берется в расчет, и если не в их расчеты, в его входит несомненно. С трех сторон идет обработка, сразу: формалистика — никак без нее нельзя! — заполняется карточка: пальцы, врач, вещи, шмон… Ломают тебя, корежат, перемалывают в суточной мясорубке — вот и второе дело, побочное. Но ведь ты не один — вон нас сколько, и все трутся друг о друга, пугают один другого — опытом или полным отсутствием оного, надеждами или полнейшей безнадегой — сколько мне уже порассказывали, я такого за всю жизнь не слышал. А сколько соображений!.. Вот к финалу я и буду готов, да разве «финал» — начало, все только начнется!..