Савонарола наклонился над окровавленным юношей, глаза которого тускнели, положил ему руку на голову и благословил… Наскоро произошел обряд пострижения…
И когда Савонарола произнес последнее слово, Джини благодарно взглянул на него, улыбнулся и вытянулся…
А толпа в это время ворвалась на хоры. Там молились монахи. Братия встретила необузданных «кампаньяцци» и «беснующихся» с распятиями в руках и сала наносить им удары направо и налево… Вместо оружия бросали в лицо нападающим горящие свечи… Все смешалось в беспорядочной свалке…
Толпа требовала выдачи приора.
Донато Руффоли, обхватив колени Савонаролы обеими руками, отчаянно молил:
— Учитель, беги! Ради пользы Флоренции, беги! Ты еще можешь спастись задними ходами… За ризницей есть дверь; там никто не встретится тебе… Я приготовил платье, какое носят ученые…
На минуту Савонарола задумался над словами Донато, но только на одну минуту. Его остановила фраза «ради блага Флоренции».
К нему подошел монах Малатетса. Он давно уже добивался должности приора и завидовал славе Джироламо. На губах Малатетсы играла странная, недобрая улыбка.
— Разве пастырь, — прошептал он на ухо приору, — не должен предать свою жизнь за овец своих?
Савонарола вздрогнул, улыбнулся и обнял предателя.
— Да, да, ты прав, — сказал он просто. — Я слышал, что народ хочет поджечь обитель. К чему? Я и так отдамся им в руки! Прощайте, братья!
Малатетса обвел монахов торжествующими глазами. Марко-Аврелий и Донато Руффоли плакали навзрыд, закрыв лицо руками.
Монахи по очереди подходили прощаться с Джироламо.
Когда приблизилась к приору стража, Донато сделал попытку не допустить солдат до Савонаролы, но его прикончили прикладом ружья…
Савонаролу арестовали.
В сопровождении монастырской братии он сошел вниз. Его отвели в тюрьму вместе с двумя самыми горячими и деятельными его приверженцами: Доминико и Силь-вестро.
Мрачна была темница Джироламо. Сюда сажали за самые тяжкие преступления. Над тремя доминиканцами назначили следствие. От папы явился генерал доминиканского ордена для ведения процесса.
Причина народного возмущения была устранена, — Савонарола заточен в тюрьму. Казалось бы, что хотя с наступлением ночи должны были прекратиться уличные беспорядки, но на самом деле они приняли еще большие размеры и распространились по всему городу. Дома многих ревностных «пианьони» были разграблены. Разрушили и тот дом, где находила себе радушный приют мать Джироламо, а хозяин этого дома был убит. Приверженцы Савонаролы должны были вытерпеть всевозможные оскорбления от народа, который называл их лицемерными грешниками и кричал, что они должны радоваться, если переживут ночь.
Немногие приверженцы проповедника знали, что участь его решена. Ему не у кого было искать поддержки. Единственный сильный защитник его — Карл VIII — только что умер.
Потянулись томительные, ужасные дни заключения…
Наступил день допроса. Ключи загремели в замке темницы, где помещался Джироламо; тяжелая дверь распахнулась, и на пороге показался тюремщик. За ним виднелась мрачная фигура монаха, одетого с ног до головы во все черное, с надвинутым на глаза куколем.
Проповедника поели длинными тюремными коридорами. Тюремщик проводил его долгим грустным взглядом.
Савонаролу ввели в большую, темную и мрачную комнату — подземелье. Она освещалась только темными факелами. По стенам висели клещи, веревки, блоки, крючья, колеса и еще много каких-то странных орудий. За. черным столом восседал ареопаг судей. При слабом красноватом свете факелов Савонарола разглядел на полу две распростертые фигуры. Они лежали неподвижно и только по временам слабо стонали. Приглядевшись, Джироламо вздрогнул: это были Сильвестро Маруффи и Доминико Буонвиччини. Доминико лежал с закрытыми глазами, и руки его повисли, как плети, по бокам обнаженного тела. Сильвестро смотрел прямо в глаза бывшему приору своим ясным взглядом, и на бледном лице его, у самых губ, запеклась кровь. Юродивый прошептал чуть слышно:
— И я с тобой, братец… довелось…
Эти слова звучали такой трогательной простотой и любовью, что Савонарола не мог удержаться от слез…
Начался допрос. У Джироламо старались вырвать «добровольные» признания:
— Сознайся, что ты служил сатане и хотел ввести в соблазн народ своими проповедями?
Савонарола молчал.
— Ты не признаешь этих обвинений?
— Не признаю.
Судья сделал знак, и два палача скрутили за спиной руки Джироламо и связали их сзади концом веревки, перекинутой через перекладину; другой конец ее был прикреплен к мотовилу. С помощью колеса узника подняли кверху до сводов потолка и затем прижигали Савонароле снизу подошвы горячими угольями. Эта пытка называлась дыбой. От одной встряски во время дыбы можно было сойти с ума. При падении у мученика хрустнули суставы, и из груди вырвался подавленный крик.